― Если я когда-либо увижу его, то вырву ему глотку.
Я лишь зажмуриваюсь при мысли о том, что снова могу увидеть Райана.
― Он не сможет нас найти. Никогда. Я не могу рисковать Эмми. Он может попытаться забрать ее.
― Я никогда не позволю этому случиться. Ему придется сначала убить меня.
Ярость в его тоне не пугает меня. Лишь позволяет почувствовать, что я в безопасности. Как и его сильные руки, что до сих пор не отпускают меня.
― Мамочка? ― доносится сонный голос.
Коул замирает, словно мы ― двое молодых любовников, застигнутых под трибуной ректора в момент поцелуя.
― Черт, ― мягко шепчет он мне в волосы.
Я освобождаюсь из рук Коула и поворачиваюсь к Эмми. Не хочу виновато отскакивать прочь, словно мы делаем нечто плохое. Мы просто стоим на полу на коленях, крепко обнимаясь. Ничего недостойного или пошлого. Просто моя дочь прежде не видела хорошей, здоровой близости между мужчиной и женщиной. Это может удивить ее или смутить. И еще я радуюсь, что мы не занимались кое-чем другим.
«Мило, Иден. Очень мило. Хорошее, твердое воспитание».
― Иди сюда, малыш, ― говорю я ей, распахивая объятия. Эмми сонно трет глаза, шагает через гостиную и бросается ко мне. Она проснулась немного раньше, чем обычно, вероятно, из-за ночного кошмара.
Я чувствую, как она вытягивает шею, чтобы посмотреть на Коула, который отступил на несколько шагов. Он интуитивно чувствует, что может ей не понравиться, на уровне подсознания, как может лишь тот, кто когда-то был отцом.
― Ты голодна, обезьянка? ― спрашиваю я, гладя шелковистые волосы Эмми.
Я чувствую ее кивок.
И почти сразу раздается щелчок, снова вспыхивают лампы.
― Электричество вернулось! ― сообщаю я Эмми. ― Ты волшебница? ― спрашиваю я, щекоча ее бок пальцами. Она дергается, и я слышу сдавленное хихиканье. Но она все еще выглядывает у меня из-за плеча. Вероятно, смотрит на очаровательного мужчину позади. ― Коул пришел, чтобы соорудить нам завтрак. Как насчет того, чтобы наполнить твой животик, а затем выйти во двор слепить снеговика? Согласна?
Эмми отстраняется, ее ясные глаза светятся счастьем. Она снова кивает.
Она смотрит на Коула. Ей не нужно говорить, чтобы передавать мысли. Выражение лица и язык тела говорят обо всем. Ее брови подняты, глаза широко распахнуты, и она чуть не подскакивает от возбуждения.
Я тоже смотрю на Коула, который теперь сидит на краю стула.
― Думаю, это значит, что стоит поторопиться, ― громко шепчу.
Он встает, улыбка касается кончиков его великолепных губ.
― Кто любит французские тосты? ― Эмми с энтузиазмом поднимает руку. ― Можешь показать, где у вас хлеб? ― спрашивает он. Он не заставляет ее говорить, вовлекает в общение случайным образом. И это хорошо.