Мультяшка (Романова) - страница 189

Максим дёрнул на себя Миру, та скользнула голым телом по его телу и остановилась губами у губ. Он впился, тут же скользя языком, не давая опомниться, бесцеремонно забирая инициативу в свои руки, прижимая к себе, снимая трусики с аппетитной попки, сильно сжимая ягодицы, наверняка болезненно. Мира простонала и вжалась бёдрами, цепляясь руками за плечи, зажмурив при этом глаза. Одно-единственное движение, и она под ним, разведя ноги, без трусиков, стонущая, потирающая, просящая, умоляющая.

- Не смей со мной прощаться, - прохрипел Макс. - Не смей. Поняла меня?! Я не позволю, а ты не посмеешь.

Скользнул, сильно, резко, не останавливаясь, до самого упора. Мира вскрикнула, потом протяжно застонала, Максим не прикрыл рот рукой. Плевать! Даже если весь дом соберётся под дверью. Мирослава - его жена, и так будет всегда, до скончания веков.

Она продолжила громко стонать, он двигаться, сходя с ума от жара внешнего и внутреннего, где-то в сердце, от влаги внутри и снаружи, у себя в уголках глаз, от желания, которое не утолить даже сильными, мощными толчками, от взгляда лисьих глаз, от которого хотелось выть в голос.

- Мира! - прозвучало прямой угрозой.

Закинул женские ноги выше, ещё выше и, наконец, на плечи, Мира громко вскрикнула - больно, он не остановился, превращая крик в стон наслаждения, двигаясь с одинаковой амплитудой, не останавливаясь, достигая не пика, а убеждённости, заставляя покорно принять простую истину: не смей со мной прощаться. Не смей!

Мира стонала, двигалась навстречу и снова кричала, по лицу текли слёзы, то ли боли, то ли отчаяния, то ли освобождения, всего, что было не высказано, всего, что пугало. Максим чувствовал, как его спину исполосовали ногти, что на шее останутся следы, как руки в напряжении сводит, а по ним скользят пальцы и впиваются ногти. Крики угасли в поцелуе, глубоком, жарком, безумном, почти до крови, за гранью отчаяния.

Резко отстранился, вышел, так же резко перевернул, дёрнул женские бёдра на себя, потянул за волосы, наматывая их на кулак, и вошёл, снова резко, болезненно, чувствуя неимоверное давление и жар. Продолжил движения - напористо, на всю длину, нещадно, опустив ладони на женские ягодицы, разводя их, ныряя синхронно пальцами в место, бывшее под запретом. Продолжил тянуть за волосы, намотанные на кулак, целовал, облизывал, лакал пот с шеи, плеч, куда умудрялся дотянуться, не прекращая движений, под какофонию бессвязных звуков, стонов и криков, пока свет не померк в глазах.

Он почувствовала пульсацию такой силы, что не смог больше сдерживаться и двумя движениями закончил безумный, запретный танец, упав на простыни, аккуратно удерживая Миру, укладывая рядом, к себе лицом, чтобы продолжить целовать, уже легко, поверхностно, собирая кончиком языка слезинки. Давая ей, наконец-то, заплакать, сначала тихо, через силу, а потом громко, навзрыд, вжимаясь в Максима, цепляясь за него, и плача, плача, плача, причитая, со стоном, с отчаянием, с проклятиями, плача...