на Коране поклялись найти тебя, даже если ты спрячешься в Хиндустане! Ты думал в России начать новую жизнь, спрятаться за новым именем, за русским паспортом? Ты уже давно не мусульманин. Имя Всевышнего в твоих устах когда-нибудь разорвёт твою нечистую пасть на тысячу частей! Ты — прорва, которой всегда будет всего мало. Разве твой караван-сарай не обогащает тебя повседневно? Но теперь ты стал политическим преступником. Твоей очередной жертвой должен ли стать сам Иран?
Караван-сарайщик уже давно стоял перед Сейидом на коленях, его голова была опущена, из могучего тела, как из бурдюка, казалось, был выпущен воздух.
— Все правда, я разбойник, я достоин самой тяжкой кары! Но моя вина не перед Ираном, только перед несколькими людьми. Я заплачу родным погибших от моих рук, я вымолю себе прощение!
— Снова ложь. Абдулла Барат-хан, хан Табризских курдов, месяц назад получил от тебя двести однозарядных винтовок Бердана и две тысячи патронов к ним. Ты хочешь залить Иран кровью междоусобной войны?!
Ширин Искандер Искандер-оглы, которого Сейид назвал Ариф-оглы, уже был на той грани, когда душа могла расстаться с грешным телом.
Гюль Падишах сам налил в пиалу караван-сарайщика зелёного чаю, сам протянул её сотрапезнику.
— Прошу тебя, не умирай! Выпей чаю, приди в себя. У меня мало времени, а дел много. Слушай и вникай, и не говори потом, что не слышал. Первое: продолжай скупать у туркмен ещё сохранившиеся от разгрома экспедиции Ломакина берданки. Имей надёжные тайники для оружия. Контакты с иранскими курдами должны быть прекращены. Посредники из числа российских курдов, имевшие место в контактах, должны быть ликвидированы. Будешь вести себя правильно, возможно, заслужишь не только прощение. У тебя должна быть долгая, счастливая и богатая жизнь! Подумай о своих детях. Ты уже не живодёр с большой дороги. На этом все. Я оставляю у тебя для присмотра своего человека. Он — либо кто другие — придут в нужный час, попросят разменять египетский золотой динар!
Гюль Падишах Сейид возложил на голову плачущего караван-сарайщика руки, громко нараспев прочёл на арабском молитву. Весь Текинский базар замолк. Люди со страхом и благоговением смотрели на хаджи и на человека, удостоившегося его благословения.
На Левашовской улице Сейида ждал фаэтон.
— На вокзал!
Гнедые лошади взяли с места слаженной рысью. Мюриды бежали не отставая. Их тыквенные бутыли, переполненные ходячею монетою, тяжело болтались на поясах…
После отъезда хаджи Ширин Искандер Искандер-оглы долго умывался холодной водой, смотрел на себя в зеркало над умывальником, думал. Вызвал в свой кабинет счетовода-бухгалтера.