Я застонала и задрожала всем телом от напряжения, но рук не отпустила.
— Алла, прекрати это. Ни один гнездовой не пережил появления на свет потомства, и я исключением не буду. В нем мои органы, мы так созданы, чтобы жить только до появления нового гнезда, — уговаривал он меня, гладя и целуя мои зареванные глаза, но я чувствовала, что скорее умру, чем позволю ему от меня уйти.
Я не смогу без него жить. Судя по ошарашенному и грустному лицу Сэпия и арахнидов, я сказала это вслух, но для меня сейчас имело значение не это, а только боль и тепло бьющегося сердца.
На следующем приступе острой боли раздался хруст, и мы вместе с арахнидом закричали — я не смогла полностью сдержать это своими силами.
Это длилось бесконечно долго: адская боль, треск разрываемой плоти и любимые черно-золотые глаза, полные печали, любви и страдания. Я ни за что бы его не отпустила, но в определенный момент мой мир померк, я провалилась в обморок.
Очнувшись, я резко села и нашла глазами ЕГО. Сэпий умирал. Несмотря на все наши усилия, он не мог выжить: паучье брюшко было буквально разорвано напополам, а пушистые лапы лежали, вывернутые под немыслимым углом. Но он еще дышал и смотрел на меня своими невозможными глазами из-под длинных, мокрых от слез ресниц. Я бросилась к нему, осторожно обнимая за похудевшие плечи, целуя куда только могла дотянуться.
Я попыталась перетянуть его боль на себя, но ему не было больно, он уже почти ничего не чувствовал.
— Я люблю тебя, — шепотом сказал мой единственный и взгляд его потух.
— НЕТ!!! — я кричала, надрывая голос, стискивая в объятиях ставшее безвольным тело, и стала вливать свою магию и свою жизнь в него, но это было бесполезно.
Ничего не происходило. Другие арахниды пытались оттащить меня от него, но я парализовала их, продолжая трясти тело Сэпия и убивая себя в этом отчаянии.
Внезапно произошло что-то странное: раздался резкий свист и помещение заполнилось светящимися искрами.
Потом свист повторился, но с другой стороны и в другой тональности. Оторвавшись от тела любимого, я увидела, что эти резкие звуки издают гнезда, которые теперь не просто лежали, колышась от дыхания, а поднялись как гусеницы и выпускали эти странные светлячки.
Светящиеся точки стали сгущаться над телом моего любимого, образуя кокон света, а гнезда продолжали свою странную песнь, пока кокон не дрогнул и не осыпался искрами, явив моему взору то, чего мое измученное сознание уже не могло вынести, и я снова позорно упала в обморок.
В этот раз я очнулась от нежных поцелуев, которыми осыпали мое лицо. Весь прошедший день казался далеким и нереальным, как странный и страшный сон. От воспоминаний о нем из моих закрытых глаз полились слезы.