Мы вернулись к себе, и муж притянул меня в свои крепкие объятия, видимо для того, чтобы успокоиться.
— Сэпий, что с тобой? Ты так сильно расстроился из-за рассказа Сейдара? — спросила я гладя и разминая окаменевшие от напряжения мышцы любимого.
— Да. Я старался не вспоминать эту историю, зря настоятель растревожил мою память.
— Вы ведь из одного гнезда. Ты чувствовал то же, что и он?
— Да. Терей не просто старался понравиться Селине, он влюбился в нее. Не так сильно, как я в тебя, но девушка прочно поселилась в его сердце, а она издевалась над ним, заставляя страдать каждую минуту, проведенную вместе. Счастливым он был только тогда, когда она спала, позволяя любоваться на свое совершенное лицо. В брате уже росло гнездо, он был уязвим перед своей аллаидой, и тогда она сменила тактику. Теперь вместо жалоб и требований она стала к нему добреть, заботиться, пока не уговорила брата отпустить ее к родным на пару дней насладиться свежим воздухом и солнцем. Он отпустил, а когда почувствовал, как она умирает от нарушения клятвы, потерял гнездо и смысл жить. Мы не люди, у нас нет ваших стремлений и возможности начать сначала; когда жизнь не приносит пользы, мы умираем. Терей умер в тот день, когда его аллаида сгорала в огне жизни, а остальное время он просто искал способ уйти. Поэтому мне трудно поверить, что ты меня не оставишь. Только прошу, если вдруг ты разлюбишь меня, просто скажи. Я уйду, а ты обретешь свободу и счастье. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
— Я люблю тебя, Сэпий, но за последние слова мне хочется тебя ударить. Я не Селина и не Дилейна. Я твоя жена, одна-единственная, до конца своих дней. Я никогда не позволю тебе полюбить другую. За тебя я буду бороться, драться, ругаться, скандалить или воевать, а если понадобится, то и умру. Я не отдам тебя другой женщине ни за что. Надеюсь, что для меня ты сделаешь то же. Не унижай мои чувства к тебе сомнениями. Ты нежный, добрый и благородный, но я верю, что ради меня и наших детей ты будешь драться как лев, — разъярённо шипела я в лицо любимому, тряся его за грудки.
В ответ на мою тираду Сэпий смял мои губы самым жадным и сладким поцелуем, что у нас был. Больше мы в этот вечер не говорили. Все что мы могли издавать, — это стоны, крики и мольбы.
Император Андариэл Нимейский
Головная боль сводила с ума непроходящими спазмами.
Очередная попытка самостоятельно избавиться от клейма на лице бесславно провалилась, оставив после себя магическое истощение со всеми его весьма неприятными симптомами. Дворцовый лекарь безуспешно пытался улучшить мое самочувствие, но это было ему не под силу.