— Мы что-нибудь придумаем, — целует невесомо в губы и отстраняется, будто проверить хочет, не спит ли.
Провожу кончиком пальца по его губам, едва касаясь. Все, что было до, осталось в другом мире. Сейчас мы открываем новые страницы наших историй. Нашей общей истории.
Хочется многое рассказать ему. О том, как долго его ждала. О том, сколько ошибок пришлось перетерпеть, сколько раз упасть и подняться вновь. Но с губ срывается лишь дурашливый смех. Счастливый.
— Что ты смеешься? — удивляется Михаэль.
— Над своей дурацкой жизнью, — признаюсь я. — Надо же было столько времени слоняться чужими путями и дорогами, чтобы в конце концов попасть в другой мир и…
Запинаюсь, глядя в разноцветные глаза. В них сейчас горит пламя, и я точно знаю — для меня одной. Почему же мне так страшно это произнести?
— И встретить тебя, — решаюсь я наконец.
— Ты же плохо меня знаешь, — Михаэль нежно приглаживает мои волосы и смотрит в глаза. Будто ждет, чтобы говорила еще.
— Понятия не имею, что у тебя за душой, и какие страницы в твоем прошлом, — шепчу я, прикрывая глаза, — но мне кажется, будто знаю тебя всю жизнь.
— Элен, — он касается пальцем щеки и ведет вдоль подбородка, замирает возле губ. — В твоих глазах море застывает, и я вижу там застарелую боль. Что это?
Я сглатываю подступившую горечь. Не готова об этом говорить, рано! Но ранить Михаэля хочется еще меньше. И я отвечаю:
— Я знала Виктора в той жизни. Не с лучшей стороны.
— Он был твоим мужем? — Михаэль отстраняется и ложится рядом. Тянет к себе и целует в темечко. — Не отвечай… Неважно.
— Гражданским мужем моей матери, — шепчу я ему в плечо. — Она привела его, когда мне было восемнадцать. Тогда же он и решил, что одной любовницы ему мало.
Михаэль вздрагивает и пытается отстраниться, но я держу его за плечо.
— Зачем ты мне это сказала? — во взгляде появляется злоба. — Я его убью… Растерзаю ублюдка. Хоть в этом, хоть в том мире, мне плевать. Такие твари не должны жить. Элен, прости, что затронул эту тему, прости…
— Я убила бы его сама, — слезы неожиданно подступают так близко, что я не могу больше их сдерживать. — Но хочу, чтобы он страдал перед смертью!
Соленая влага скатывается на щеки и бежит по губам. Как странно: я держалась в борделе, когда ситуация казалась безвыходной; ни слезы не проронила, когда сидела в каморке с крысами… А одно старое воспоминание всю душу вскрыло и расцарапало! Боль выходит наружу: старая, но свежая. И обида, от которой нет спасения.
— Знаешь, когда меня предала… — Михаэль запинается и прижимается ко мне. Шепчет яростно и с надрывом: — Я думал, что для меня все кончено. Я просто бежал от боли. Дрался до потери сознания, пил до остановки пульса, рисковал и улетал так далеко, как мог, а оно не спасало. Хотелось мести, жутко хотелось, но, когда я вернулся домой, она уже была беременна от… другого.