Когда мы с больными встречаемся в первый раз, я обычно задаю два вопроса о «духовной истории»: «В какой религии вас воспитывали?» и «Следуете ли вы ее предписаниям сейчас?» Это позволяет мне представить их духовный мир и помогает никого не обидеть. Я хочу, чтобы больные понимали и чувствовали, что меня волнует их всестороннее благополучие, а не только та проблема, с которой они ко мне обратились. Я хочу, чтобы они наслаждались здоровьем — и телесным, и эмоциональным, и духовным, как бы они его ни рассматривали. И я хочу подвигнуть их на духовное странствие, какой бы ни была их вера, — а не подавлять их своей. Это не мое дело — настаивать на том, чтобы они посвящали духовным вопросам все свое внимание. Пусть просто следуют моим советам — это и так благотворно отразится на здоровье.
Я предлагаю совместную молитву всем, кому предстоит операция, и почти каждому, кто приходит на прием. Почти — потому что молитвенной «формулы» у меня, естественно, нет, и если мне не кажется, что молитва станет благом, то я о ней и не говорю. Кроме того, если я замечаю нерешительность, когда спрашиваю о духовном мире и чувствах, то прежде всего уверяю больных, что вовсе не намерен их стеснять и что все, чего я желаю — это заботиться об их здоровье в целом. А потом я перевожу разговор на другие темы. Настаивать здесь нельзя, это ничего не даст. Мое дело — дать людям шанс совершить благой для них выбор во всех областях, имеющих отношение к здоровью, а они вольны принять мое предложение — или отвергнуть его.
В том, как я провожу операции, не изменилось ничего. Я по-прежнему стараюсь быть лучшим и с радостью иду навстречу сложным случаям, которые требуют высочайшей техники, опыта и мастерства. Но мое отношение к больным изменилось навсегда — и я даже не мог представить, чем это обернется.
Как-то днем ко мне заглянула секретарь — озадаченная и немного растерянная.
— К вам там женщина, — сказала она. — У нее не назначено, но говорит, вы оперировали ее год назад.
Это было необычно — люди редко заглядывают на огонек к нейрохирургу. Но я мог уделить ей пару свободных минут.
— Хорошо, пусть зайдет, — разрешил я. Кем была эта странная гостья? И что такого срочного могло заставить ее прийти без договоренности?
Спустя несколько мгновений бывшая пациентка вошла в мой кабинет. Я тут же узнал уверенную в себе женщину и вспомнил ее случай. Ее звали Джоан. Она была изящной, закрашивала седину, явно умела за собой ухаживать и выглядела значительно моложе своих почтенных лет. Весь ее облик словно говорил, как хорошо она умеет владеть своими чувствами. Ко мне она пришла, когда у нее нашли опасную аневризму. Вместо мячика с круглыми боками мы обнаружили пупырчатый мешок с широкой горловиной. Лечить такие образования труднее и рискованней, и нельзя сказать, получится ли провести операцию, не перекрыв главный кровеносный сосуд. Мы долго обсуждали все «за» и «против» — в свете ее возраста и способности перенести операцию и восстановиться. Ей было под восемьдесят, и при проникновении инструментов в сосуды у нее запросто мог случиться инсульт.