Иван Иванович, будто кипятка хлебнул. Он задохнулся, побагровел, рывком повернул голову.
Явилась всё-таки спасительница Рука! Пришла, услышала мольбу Честнокова. Не оставила без помощи.
— Ну, вот, — победно сказал Иван Иванович, и голос его сорвался.
Неподвижный лик секретарши несколько оживился.
Главный повернулся лицом к креслу и стал вплотную к нему. Стоял. Ждал. Шли секунды… Минута прошла, другая… Рука не подсаживала Честнокова в кресло. Иван Иванович всё не оборачивался, ещё на что-то надеясь. Он не хотел верить в несчастье.
— Она так и будет здесь болтаться? — услышал главный холодный голос секретарши.
Сердце его сжалось. Он заставил себя обернуться.
С Рукой творилось нечто непонятное. Её бросало от одной стены к другой. Рукав был измазан мелом. Запонка не держала замусоленный манжет.
Честноков подпрыгнул и, ухватив Руку, потянул её вниз.
Здесь он отпустил гигантскую конечность и принялся ласково уговаривать:
— Ну, успокойся. Ну, что с тобой?
Рука слепым щенком тыкалась в предметы на столе, разбрасывала бумаги. Честноков внимательно всмотрелся в Руку и похолодел. Была она бледна с синюшностью. Сквозь истончившуюся кожу просвечивали вены. Ногти были грязные, неухоженные.
— Она не это, — сказал он в растерянности. Потом стал постепенно наливаться яростью. Озверев до нужной кондиции, главный выпалил: — Это не она!
И каратистски ударил Руку ногой.
Жуткая картина потом разыгралась. Честноков плевал на Руку, пинал её, метал в неё канцелярскую мелочь и даже попытался укусить.
В углах сквернословящего рта главного кипела слизь. Сахара Каракумовна вздрагивала при каждом непарламентском выражении и постепенно пятилась к выходу.
Нащупав ручку, она выскочила в приёмную и плотно закрыла за собой дверь.
Тишина наступила не скоро. Сахара Каракумовна приоткрыла дверь, осторожно заглянула в кабинет.
Рука пыталась покинуть поле боя. Она судорожно дёргалась то вверх, то вниз. И с каждым разом поднималась всё выше. Оказываясь у стены, Рука, чтобы ускорить продвижение, пыталась карабкаться по ней. И чудилось тогда, что ползёт по стене огромный краб.
Когда Рука оказалась у самого потолка, по лицу Честнокова прошла последняя судорога, и он сказал, гордясь собой:
— Ну, пошла, пошла… — и отвернулся с пренебрежением.
Сахара Каракумовна посмотрела на Ивана Ивановича с тайной надеждой. Уж если он так круто обошёлся с Рукой, то у него наверняка есть запасной вариант.
— Что же теперь делать будем, зомбичек? Скажи. Не томи.
— Сказать, что делать? — переспросил Честноков.
В голосе его ещё звучали фанфары и литавры. Но боевой пыл быстро проходил. Он сел на обыкновенный стул и, не скрывая растерянности, произнёс: