Он проснулся без крика. Кричать не было сил. И даже теперь, гоняя ресницами плотную темноту, ощущал он, как переливается в его сердце тяжёлый, точно ртуть, страх.
Подвал кафедры анатомии… Трупы… Окоченевшие, вымоченные в формалине. Мёртвые, словно дрова. Ничего не чувствующие, не видящие, они непонятным образом ощущали присутствие Дмитрия. Он знал, что они ненавидят его с такой силой, какую не может и представить живой человек. Эта ненависть даже преодолевала оцепенение мёртвой плоти и поворачивала к нему их незрячие лица. Это ненависть мёртвого к живому за то, что он жив.
Тянутся… Тянутся к нему скрюченные пальцы в лохмотьях кожи. И нет спасения. Они неизбежно настигнут его. Рано или поздно.
Приснится же такое: живые трупы! Тьфу! Что за чёрт? Зомби всякие, упыри… Не надо было наедаться на ночь, вот и не снилась бы чертовщина. Эбис сказал бы: «Хорошая работа кишечника — залог успеха в личной жизни». Эбис… Ему-то всё нипочём.
Кажется, он произнёс имя приятеля вслух. Тот зачмокал, горячо забормотал во сне: «Милая!» и перевернулся на другой бок. Предсмертный визг пружин вспорол тишину. Сон Эбиса этот звук не потревожил. Он давно к нему привык.
Дмитрий закрыл глаза, натянул одеяло повыше. Сон не приходил. Тягостное ощущение всё не покидало его. Будто где-то рядом прятался Хронос.
Хронос… Беседа с Хроносом… Отказ от девушки… Пошла неудержимо цепь ассоциаций.
Нет, не уснуть. Дмитрий нашарил ногами туфли и на цыпочках подошёл к двери, тихонько надавил на, неё. По-щенячьи взвизгнув, дверь распахнулась.
В комнате хозяев было посветлее. Расположенное слева окошко лишь до половины было занавешено ситцевыми в горошек занавесками. Через верхнюю половину лился в комнату медовый свет луны. На ясном небе неистово сверкали звёзды. Дымились серебряной пылью далёкие туманности.
Справа у стены на деревянной широкой кровати спали старики. Дед Фёдор был беспокоен и во сне: постоянно ворочался и разражался трескучим кашлем.
Дмитрий вышел на крыльцо и сел на верхнюю ступеньку. Ночь пахла вянущей картофельной ботвой, смолкой подсолнухов и какими-то ночными цветами.
Дима поднял голову, всмотрелся в созвездия — прекрасные и равнодушные.
Они — вечные. Мы — преходящи. Каждый человек смертен, но человечество — бессмертно. Бессмертно и то, что свойственно Человеку: дружба, любовь, честность, самопожертвование…
Эбис, гогоча, говорил, что все высокие понятия придуманы умными и сильными, чтобы с минимальными усилиями держать в узде глупых и слабых. Эбис самоуверенно вещал, что вся цивилизация держится на трёх китах: обмане, насилии и глупости.