— Это ты Вадима избил? — как с моста в ледяную воду сиганула, вся сжавшись в его руках.
Саша же, кажется, наоборот, выпрямился еще сильнее. Стиснул челюсти, отчего на его щеках прорезались глубокие вертикальные складки. Его руки напряглись… но Кате не было больно вообще, на нее не давил. Смотрел прямо, и не думая избегать контакта. Только и зол был, что она эту тему затронула, тоже заметила.
— Откуда знаешь? — вот и все, что он спросил.
Катю это даже сбило с толку немного. Растерялась.
— Мне сегодня подруга звонила, сказала… что избил кто-то. И приблизительно тогда, когда мы были… А я вспомнила твои сбитые костяшки и…
— И что? Жалеешь эту гниду? — грубо вдруг хмыкнул Ольшевский.
Отпустил ее, отошел в сторону, начав снимать пальто, но продолжал пристально смотреть на Катю исподлобья. Видела, как бугрятся напряженные мышцы на шее и плечах, как резкость проявляется в движениях. Но не боялась его. Однако и задевало такое отношение крепко. Не считала, что заслужила!
— Что? — переспросила с недоумением, совсем не в восторге ни от тона, ни направления, которое приобрел их разговор. — Нет, конечно! Хотя, может, и надо было… Но… Саша! Я же за тебя боюсь! — пошла к нему, несмотря на всю эту колючесть и жесткость, к которой совершенно не привыкла. Не ощущала на себе никогда. Так вот какой он с теми, на кого злится, выходит?
— За меня? — хмыкнул Ольшевский, но уже поспокойней, кажется. — Да что мне это чмо сделать могло? Он только с теми, кто слабей, себя повелителем мира чувствует. А с теми, кто сильней… ничтожество, — фыркнул с отвращением.
Но вновь сгреб ее в охапку и потащил в комнату. А злость в нем еще бурлит, чувствует. На нее? Или пришел с этим?
— Нет, не то… Просто, не стоило так. Я же просила, Саша. Ну зачем тебе грех на душу брать? Он бы получил свое и так. А тебе…
— Знаешь, малышка, мы сейчас это решим раз и навсегда, — остановился вместе с ней посреди комнаты, резко развернул к себе лицом, чтобы в глаза смотрела. — У нас в семье такие вопросы я решаю. Все. Точка. Ясно? — глянул твердо, обхватив ее лицо ладонью, чуть грубовато, почти до жадности собственническим жестом. — Он свое и получил. Кто сказал, что моими руками ему возмездие высшие силы и не воздали? Или тебе надо, чтоб только дом на него рухнул? Или градом прибило?! Как знаешь, что это не так работает, а, котена?! — он словно заводился все больше, выплескивая то, что внутри бурлило. Как выход нашел, срывая сейчас в этой вспышке все, может, и не к ней имевшее отношение.
И Катя вроде понимала даже. А задело все равно…