Пропустить поездку в сказку гораздо хуже, чем проспать Новый год, а ещё обиднее — потерять волшебного друга. Раздавить его сапожком, например. Сделав осторожный шаг назад, мальчуган присмотрелся и, к удивлению своему, нашёл в стене игрушечную дверь размером с мультяшную мышиную норку. Но главное, что подле норы стоял живой и невредимый крошка-домовой.
— Какой ты мелкий! — засмеялся Егор. — Как козявка-а…
Его почему-то страшно развеселило, что Гаврюша по-прежнему рядом и так уморительно машет ручками. Егорка прислушался.
— …пальцем! Ткни пальцем в дверь, слышишь? — пропищал лилипутик.
Мальчик послушно дотронулся, и чудо повторилось — он уменьшился вместе с одеждой.
— Вот и славно! — сказал Гаврюша нормальным голосом и выбрал ключ на связке. — Знаешь секрет?
— Не знаю.
— А я те скажу! Ты первый человек, которому дозволено будет войти в тайную комнату.
— Тай-ну-ю ком-на-ту, — повторил восхищённый Егор больше глазами, чем губами.
— И вход только один, этот.
Ключ повернулся в замке, дверь щёлкнула и распахнулась. Друзья взялись за руки и шагнули внутрь, в волшебный полумрак. Трудно было назвать комнатой место, в котором они оказались. Что-то неуловимое в обстановке ещё напоминало о старом доме и чердаке. Сохранился морозный воздух, перемешанный с запахом пыли и перьев, где-то далеко шумели московские улицы, но всё неумолимо таяло, как тают песочные фигурки от прикосновения морской волны. Новые, доселе невиданные звуки и запахи приходили им на смену. Егор крепче сжал руку домового.
— В сказке мы будем такие же крохотные?
— Не боись, в тех краях все такие, — успокоил Гаврюша и показал куда-то наверх. — А вот он и в сказке будет такой же огроменный.
Сверху неровными скачками опустилась корзина, способная вместить четырёх таких лилипутов, а следом голубь размером со спортивный вертолёт, запряжённый в неё вместо воздушного шара.
— По тутошним меркам обычная птица, а в сказке он, как видишь, со Змея Горыныча, — гордо пояснил Гаврюша.
Голубь, совершив посадку, склонил голову, выжидательно посматривая на мужичка.
— Лет сто назад на воробьях летали, верхом, только представь! — с охотой рассказывал тот, обходя вокруг птицы. — Никакого удовольствия, скажу я тебе, Валентинович. Пугливые, беспокойные, садятся через каждые десять шагов, дисциплины ноль. Енти совсем другое дело. Расписания придерживаются, на свист идут и любому нахальному Карлсону, если надо, наваляют. Уж я-то видел, врать не стану.
— Ух ты! — Семилетний московский школьник стоял задрав голову и внимал каждому слову. — Можно его погладить?