Она поддерживала разговор автоматически, а сама напряженно размышляла о том, насколько сильно разгневан Тимофей. В том, что он злится, сомневаться не приходилось: доминанты терпеть не могут, когда в их отношения с нижней лезут другие домы. А тут — вмешалось, получается, целых два.
— Это не так, — мягко возразил Тимофей, опускаясь в кресло. — Но я хотел бы услышать больше об этой… Лори.
Ирина закрыла глаза, глубоко вздыхая. Ее щеки залились краской. Она стояла перед ним, почти на том же месте, где находилась в прошлый раз, когда он расстегнул брюки и велел ей начать с минета. Но даже тогда ей не было так трудно начать, как сейчас.
Пауза показалась ей получасовой. Но Тимофей терпеливо ждал ее слов и подался вперед, когда она, наконец, ответила.
— Она была моей нижней раньше. Я попросила ее поучить меня, — призналась она.
— Неужели для меня? — сузив глаза, спросил он быстро.
— Да, — чуть тише сказал Ира.
— Я польщен.
Его тон не оставлял простора для сомнений: это был сарказм. Тимофей больше не скрывал своего бешеного гнева — его темные глаза сверкали в полумраке гостиной. На этот раз паузу сделал он, и она была еще более мучительной, но Ира молчала, прекрасно помня все вчерашние уроки Лори. Опустив глаза, она безропотно ждала приговора, и в конце концов он откинулся на спинку кресла, глубоко вдохнув:
— Я хочу, чтобы между нами не было никакой неясности. Если ты еще раз придешь в клуб и позволишь себе играть с кем-то, мы больше никогда не встретимся, саба.
— Да, мой господин, — тихо сказала она, — простите меня.
— Я прощу тебя, поскольку не объяснил тебе моих правил в прошлый раз, но сегодня ты будешь наказана.
— Да, господин.
— Я не хочу, чтобы ты пользовалась всеми этими штучками, которым она обучила тебя, — резко сказал Тимофей. — Прекрати смотреть в пол, меня от этого тошнит. Посмотри на меня.
Ирина робко подняла глаза — разумеется, она сделала это именно так, как вчера научила ее Лори. Они отрабатывали этот взгляд до автоматизма — и результат получился неожиданно сильным. Лицо Тимофея мгновенно смягчилось:
— Хорошо, милая. Не бойся. Я не буду слишком жесток с тобой.
У Ирины мгновенно пересохло во рту. Все ее тело отреагировало возбуждением на бархатистый тон и обманчивую нежность. Это был голос садиста, который предвкушал долгое — очень долгое и извращенное — наказание своей нижней. И в то же время он испытывал искреннюю нежность к ней. И желал ее.
Ее соски стали такими твердыми, что она ощутила боль, а трусики мгновенно промокли насквозь, мозг почти отключился. Поэтому до нее не сразу дошла его следующая фраза.