— Идем в ванную, малыш, — сказал он, поднимаясь. — Кстати, когда у тебя в последний раз был анальный секс?
С трудом снова включив мозг, она на секунду почувствовала, что ноги приросли к полу. А правда, когда? Лет пять назад? Десять? Есть ли смысл делать вид, что она не хочет?
Снова бросив трепетный взгляд ему в глаза, она поняла, что вот-вот растает и расплавится целиком — не только ноги, которых уже почти не ощущалось, но она вся прекратит человеческое существование и превратится в его добровольную рабыню, не способную к сопротивлению даже в малом. Вот почему ей так не хотелось оставаться на завтрак в прошлый раз, вести с ним разговор утром, создавать этот пролог к новому возвращению — все потому, что с Тимофеем все человеческое в ней прекращало существование.
Он был настолько сексуален, что оставалось лишь бешеное вожделение и приступ фанатичной покорности в надежде получить невозможное, удовлетворить болезненную потребность, которая никогда, за всю ее жизнь, не была удовлетворена даже на минуту. Надежды и фантазии — единственная тень удовлетворения, которая когда-либо была ей доступна. Вот как сейчас…
— Давно, — выдавила она покорно, вкладывая ладонь в нетерпеливо протянутую руку.
— Ммм… узенькая попочка. Обожаю, — шепнул он на ухо, и она споткнулась. Во рту стало нестерпимо сухо.
— Мой господин… можно воды? — пискнула она, умирая от возбуждения, смешанного с легким страхом.
Тимофей обернулся, пристально посмотрел в глаза и сходил на кухню за водой. Напоив ее из своих рук, он отнял от губ стакан, когда Ира выпила четверть, и допил остальное сам. Затем он снова посмотрел ей в глаза, и, поставив стакан, снова взял ее за руку и молча повел за собой.
В просторной ванной было прохладно. Ирина полностью разделась, повинуясь его приказу, и молча залезла под горячий душ. Тимофей грел струями воды и ее, и себя минут пять, пока пар не окутал всю комнату, и она не расслабилась. Тогда он повесил душ на держатель и принялся ласкать ладонью ее плечи и спину, повернув ее лицом к стене.
Он делал это особым образом — так умеет не каждый дом. Его движения одновременно были и ласковыми, и хозяйскими. Мужчины чаще так гладят свои автомобили, чем женщин. От машин они не ждут нападения и предательства. Возможно поэтому они любят их сильнее и беззаветнее. Тимофей гладил ее тело именно так — словно был ее хозяином, словно купил в каком-нибудь салоне, хорошенько попользовался и теперь хотел поухаживать, помыть ее и натереть перед тем, как оказаться внутри и снова разогнать на полную скорость.