— Сегодня с Димой?
— Да, — смущенно ответила она, на этот раз пряча глаза. Макс слишком много знал о ней такого, что сейчас не хотелось обсуждать. Он был ее психотерапевтом слишком долго, а потом еще какое-то время — любовником, но больше она не хотела бы возвращаться ни к тому, ни к другому.
— Хорошо. Зови меня, если что.
— Спасибо, Макс. Надеюсь, это не понадобится.
— Пожалуйста.
Он посторонился, пропуская ее к двери в святая святых клуба, и Лори с медленным вздохом прошла мимо охранника внутрь.
Дима.
Дима внимательно следил за каждым движением бармена, и на какое-то время даже "завис". Он отмечал каждый неловкий поворот, когда казалось, новый мальчишка вот-вот разобьет или стакан, или бутылку. Наконец он заставил себя усилием воли отвести глаза. Сегодня он гость в клубе, а не повелитель барной стойки. Он не должен угробить ночь на наблюдение за новичком. Тем более, что вот-вот появится гораздо, гораздо более интересный объект для его внимания.
Лори слегка запаздывала, но он не беспокоился — эта женщина задерживалась везде и всюду. По правде, он был даже рад — не понадобится придумывать неправдоподобных поводов для наказаний. Ему не терпелось почувствовать ее теплую, слегка пружинящую плоть, под ладонью. Отшлепать восхитительно нежную круглую попку самой желанной сабы в клубе, желательно на виду у всех — что могло быть лучшим началом этого вечера?
Он долгих два года ждал, когда она обратит на него внимание. Терпеливо собирал информацию о ней по крупицам, готовился, учился. Его предупреждали: ненормальная, опасная женщина, которая надолго не уживается ни с кем. Но те, кто предупреждали, на самом деле тоже до одури хотели ее — и парни, и даже многие девчонки. У последних какое-то время лучше получалось привлечь ее внимание — Лори играла со многими сабочками, и заодно учила их. Хотя чаще всего проводила время с Ириной.
Дима сам не знал, к чему так фанатично готовился — просто знал, что рано или поздно шанс представится. Такая женщина не может всю жизнь убегать от мужчин — ведь всем известно, что она не лесби.
Лори захватила его внимание с первой его ночи в клубе, но тогда, совсем зеленым, еще необученным доминантом, он не был готов предлагать ей что-либо. Он бы умер со стыда, если бы ей пришлось его учить. И даже в последний год, каждый раз, когда она выходила на аукцион, и рука тянулась сделать ставку — он одергивал себя. Что он мог сделать с ней, не позволяющей мужчинам играть с собой? Только заставить ее играть с другой девочкой в привате и понаблюдать. И это, по правде, было бы лучше, чем ничего, но он не хотел смущать ее — а только доставить ей удовольствие. Но для этого его руки должны были быть развязанными.