Боль и сладость твоих рук (Люче) - страница 59

— Ты получишь ту игру, которую хочешь, — медленно и будто неохотно сказал он после долгой паузы. — Но учти, что когда ты ее начнешь, обратной дороги уже не будет.

— Что, твоих демонов эгоизма можно только разбудить, и невозможно уложить спать? — спросила Лори и насмешливо, и немного нервно.

Дима дернул головой, словно услышал нечто, удивившее его, но потом его лицо слегка потемнело:

— Вообще-то… да, лисичка, все примерно так.

ГЛАВА 7. Меня надо покормить

Ирина. На сутки позже.

Тимофей спал, сидя в кресле. Она тихонько сидела рядом на ковре, прижимаясь щекой к его руке, и не могла решиться разбудить его. Боялась, что магия ночи мгновенно рассеется, стоит ему проснуться.

Впервые получив возможность оглядеться в его доме, Ирина лениво скользила взглядом по тяжелым портьерам, которые ей захотелось поменять на что-то более воздушное с тех пор, как она их увидела впервые, по пушистому ковру, на котором было приятно сидеть. По монолитной мебели, начиная с кожаных диванов и кресел, заканчивая шкафами такого размера, что при взгляде на них складывалось ощущение, что они в этой квартире родились и выросли. Иначе как кто-то мог бы внести сюда эти громадины?

Впрочем, все это так походило на хозяина, который сам по себе был здоровенным, как шкаф, и тяжеловесным, как кожаный диван. Или просто хотел таким казаться?

Два часа назад он здорово удивил ее. После той устрашающей "сцены после сцены" в ванной Ирина за пару минут успела передумать все, начиная с подозрений у него серьезного психического заболевания заканчивая мысленной репетицией убедительного стоп-сигнала "красный", и, если не поможет — криками о помощи в надежде, что услышат соседи.

Пока она обдумывала это, Тимофей невозмутимо варил ароматный кофе, а затем отправил ее, топчущуюся на холодном кафеле в кухне босыми ногами, в гостиную. Вслед он таким нежным голосом сказал "жди меня там", что Ирину настиг внезапный ступор и нечто вроде панической атаки.

Она ясно осознавала, что самым здравым решением сейчас было бы одеться и уйти, ведь это несоответствие нежности слов и жесткости угроз начинало по-настоящему пугать. Если то, что было в ванной — лишь пролог, то к чему? К сцене из фильма ужасов, где маньяк с нежной извиняющейся улыбкой разделывает жертву на части и напоследок приносит посмертные извинения за причиненные неудобства?

В то же время решиться на уход без объяснений она просто не могла. Другая часть ее разума подсказывала, что все эти страшные картинки — всего лишь выдумка, порожденная пугливостью. А чрезмерная пугливость ей свойственна. И пусть она еще плохо знала Тимофея, но Макс-то его знал? Да и не стал бы маньяк приглашать жертву к себе домой…