Через пару минут Ирина была закована полностью, не считая одной ноги — он без напоминаний учел ее табу. Но то, что случилось потом, привело ее в полное недоумение и даже бешенство: Тимофей как ни в чем не бывало встал с постели и пошел на кухню греметь посудой. Когда до нее дошло, что он просто отправился готовить завтрак, Ира пришла в настоящую ярость.
— Эй. Тим. Немедленно освободи меня, — завопила она. — Я так не играю.
Но ответом ей был лишь шум кофемашины.
Какое-то время Ирина молчала, пытаясь высвободиться из наручников, но только сделала себе больно и разозлилась еще больше.
— Тим. Ну хватит, — громко закричала она снова. — Я серьезно.
И, поскольку ей никто не ответил, минуту спустя она завопила еще громче в бессильной ярости:
— Тим. Желтый. Пусти меня. Сейчас.
Неторопливым шагом Тимофей вошел в спальню и остановился у края кровати, глядя на нее невозмутимо-удивленным взглядом:
— Желтый?
— Да. Желтый. Освободи меня. Я хочу кофе и домой.
— Саба, желтый — это сигнал дому остановиться. Но я ничего не делаю, — насмешливо заметил Тимофей, изучая ее обнаженное тело взглядом. — Кстати, ты течешь. Так ты злишься, потому что я тебя не трахнул?
— Ты… ты…
Ирина захлебнулась своим возмущением, резким движением сдвинув бедра, и дернулась, снова пытаясь высвободить хотя бы вторую ногу, но наручники держали крепко. Она лежала, распятая на постели, как лягушка, не считая левой ноги. Она могла бы лягнуть его, если бы он подошел с нужной стороны, но Тимофей стоял справа.
— Ты наказана, малыш. Ты не можешь мне дерзить. И ты слишком долго заставила себя ждать. Теперь ты будешь ждать меня, ясно?
Когда он снова вышел из спальне, Ире на секунду показалось, что она не выдержит. В глазах стало так темно, что она думала — сейчас просто лопнет от гнева.
И больше всего злило, что подонок был прав во всем. Она надерзила дому. Она хотела, чтобы он ее трахнул — пока он сковывал ее наручниками, она возбудилась, как кошка, и теперь вагина болела от неудовлетворенного желания. А еще она сказала "желтый" потому что на самом деле не хотела прерывать игру, даже после этой пакости с его стороны. Она знала, что если скажет "красный", то игра кончится, совсем. А она хотела его внутри, немедленно.
Она хотела его так сильно, что через минуту заплакала.
Тимофей снова вернулся — видимо, она слишком громко всхлипывала. Отстегнув ее ногу, он молча лег сверху, уперся ладонью в подушку рядом с ее головой и посмотрел в мокрые глаза:
— Хочу тебя заплаканную. Ничего не могу с собой поделать, — прошептал он так горячо, что Ира поняла: он сказал чистую правду. Она издала протяжный стон, когда он взял ее плавным движением и стал против обыкновения двигаться сначала не спеша, и только когда она начала извиваться от бешеного нетерпения, закинул ее ноги на плечи и довел до безумия быстрыми жесткими движениями.