- Ну! И долго ты собираешься пялиться на картины? - крик Базиля вернул меня к действительности, и я переключил внимание на ту часть комнаты, где стоял продолговатый черный стол с закругленными углами. За столом в напряженно прямых позах сидели десять таких же черных скелетов, грудные клетки и черепа высились над столешницей, а кости рук покоились на невидимых подлокотниках. Они были выполнены столь реалистично, что казалось, будто Базиль и Авесоль сидят на коленях у скелетов.
Я тоже устроился за накрытым столом. Кресло оказалось удобным. И теперь у меня перед глазами были другие две картины, не менее известные, чем «Смерть Томаса Чаттертона».
На одной мужчина буднично застрелился на полуразобранной постели, кругом бедная обстановка меблированной комнаты. На другой красивая женщина в вечернем платье бросилась с небоскреба и теперь лежала, раскинув ноги и руки, глядя живыми глазами прямо на зрителя; вокруг головы лужа крови, и нижний край рамы весь в кровавых потеках.
- Эй! Casagrimo! - снова крикнул Базиль. - Вина выпей!
Я удивился такому предложению, но Базиль уже наливал в бокал, расписанный черепами, из графина, инкрустированного черепами. При этом ревел он, как рыночный зазывала:
- Это же не вино! Это ар!те!факт! Намасское! от Ричарда и Беренгарии!.. Нет! с Обеда Пяти королей!
Я выпил вина и взялся за приборы – их серебряные рукоятки были в виде скелетов, молитвенно воздевающих руки. Обдумав тон, я заговорил не слишком заинтересованно, но и не равнодушно.
- В моей комнате на картинах тоже сюжеты с самоубийством.
- Ха! Ты зайди в мою! Там такая выставка ритуальных орудий, что! любо-дорого!
- Самоубийство есть наивысшая степень проявления человеческого самосознания, - сказала Авесоль, спокойно управляясь с ножом и вилкой. - Из всех видов смерти я ценю его наиболее высоко. И предметы, выражающие его, выделяю особо.
- Предметы, выражающие его? - переспросил я, больше думая о своем.
Базиль заухал, как филин, но по-человечески ничего говорить не стал.
- Грань между сущностью и выражением очень тонкая. Между самоубийством и картиной, изображающей самоубийство, разницы почти никакой. Искусство предъявляет саму суть акта, его настоящий смысл, провал или торжество. - Авесоль обернулась на падающую с небоскреба женщину. - Процесс континуален, и в этом смысле картина более, чем реальность, является подлинником.
Пребывая во власти терзавших меня сомнений, я слушал Авесоль без внимания, однако слово «подлинник» сработало, как спусковой механизм, и я воскликнул:
- Но подлинников здесь быть не может! Эта картина, - я указал на работу Фриды К***, - находится в Художественном музее города Феникс, штат Аризона. Вот та, - я кивнул на Клода М***, - принадлежит частному музею в Швейцарии. А «Смерть Чаттертона» хранится в Tate-gallery!