— Здравствуйте, — поздоровалась Нина, составляя с подноса посуду.
— Добрый день, — улыбнулся в ответ Агафонов.
Нина поставила перед Агафоновым большую фарфоровую чашку на блюдце и тарелочку с выпечкой.
— Приятного аппетита, — пожелала девушка и обратилась к Аль-Заббар: — Тёть Свет, сразу предупреждаю, омлет получился так себе. Может, бутербродов настрогать?
— Ничего, Нинок, плюшками компенсирую, — успокоила племянницу Светлана. — Ты сегодня здесь?
— Не-а, сейчас переоденусь быстренько, и в универ смотаюсь, — ответила Нина. — Шеф звонил, звал на консультацию.
— А-а. Ну, давай. Слушай, может, машину-то возьмёшь? Боюсь я… Не хватало мне ещё одной, — в голосе Светланы почувствовалось беспокойство.
— Сплюньте, тёть Свет, — отмахнулась девушка. — Ничего со мной не случится. Ну не могу я на машине! Не могу, понимаете? Пробки реально достают.
И убежала.
— На мотоцикле ездит, — вздохнув, объяснила Аль-Заббар, когда девушка скрылась в доме. — Гоняет, как сумасшедшая. Вот вам, Михаил, ещё одно доказательство, что Фёдор — дурак. Нормальный отец подарит родной дочери спортивный байк?
— Можно, не отвечу? — улыбнулся Миша.
— Да можно, конечно…
Кофе оказался и правда хорош. Машина варила безупречно. Пока Светлана завтракала, Агафонов пытался подобрать нужные слова, чтоб заговорить о Клюжевых. Точнее, о Татьяне Власовне. Какие у них с Дарией были общие интересы? Упомянутое «чернокнижие»? Что-то иное?
Но Аль-Заббар, отставив пустую тарелку в сторону, сказала сама:
— Таня раньше как Нинка была. Такая же лёгкая, естественная… А после аварии… Может, конечно, и не гены. Выжить, несколько недель находясь на грани, и не измениться? Такого, наверное, не бывает. Или всё вместе. Впрочем, вы ж Татьяну и сами видели. О чём разговор?
— Да, общего мало. Скорее уж, в отца девочка… — согласился Миша, но тут же заговорил о деле.
То есть, не совсем о деле. И пока даже не о старшей Клюжевой, о которой намеревался разузнать как можно больше.
— Слушайте, Светлана, а не могли б вы мне рассказать о Власе… Как его? Степановиче? Об отце вашей сестры… Если, конечно, здесь нет секрета.
Чёрт! И на кой эти фамильные тайны? Словно кто-то за язык дёрнул.
— Да какой секрет, Михаил? — немедленно отозвалась женщина. — Нет никаких тайн. Просто я сама почти ничего не знаю. Мама почти никогда о нём не рассказывала, а я не интересовалась. Зачем? Кабы родной человек был, а так… Теперь и мать не спросишь, умерла. Таня, естественно, кое-что знает, вот только мы с нею с некоторых пор не общаемся. Помню, в детстве слышала, что Влас Степаныч был неплохим художником. Даже на какую-то премию выдвигался, чуть не на Сталинскую, но потом отчего-то впал к властям в немилость. Посадили. Точно не знаю, что там произошло, но якобы он, выпивая с приятелями, шутки ради нарисовал на бумажке Иосифа Виссарионовича в обнимку с чёртом. А кто-то эту бумажку прихватил. И показал кому надо. Ну, и понеслась… Правда? Вымысел? Легенда? Поди теперь, разбери… Но картины его я видела. Не так давно — тому с полгода, наверное, — у Тани появились два полотна. Где она их откопала — понятия не имею. Говорит, что купила в салоне. Чувствую, что врёт, но выспрашивать не хочу.