Меня такой поворот разговора заинтриговал. Я на лапы вновь перевернулся и с любопытством уставился на Чкаловскую.
— Так в чем же дело? — спрашиваю. — Есть мечта, надо воплощать. Кто тебе мешает?
— Кто-кто? Ветер мешает, — отвечает, а сама задумчиво в грязное коммунальное окно смотрит. — Там, на самом верху, больно ветер сильный. Сдувает. Весу-то во мне, чай, не три килограмма.
Я оценивающе посмотрел на нее и разочарованно покачал головой.
— Да уж, — говорю, — пожалуй, даже не полтора. А то бы ты мечту свою давно в реалии воплотила… Но не надо расстраиваться, Муша. Истинная мечта — она на то и истинная, чтоб не исполниться никогда…
— То есть? — не поняла Муша. — Поясни-ка.
Я усом пошевелил, принял позу роденовского мыслителя (его я еще в журнале на Зине видал), в какую Сократ сгибался, когда нас, молодежь, уму-разуму учил, и начал свою пространную лекцию.
— Понимаешь, — говорю менторским тоном, — без истинной мечты жизни нет. Только она, мечта, должна быть глобальная и недосягаемая. Вот как твоя, например. Нельзя мечтать о колбасе или о собственном клопе в будочке. Это вещи исполнимые. Грезить надо о чем-то возвышенном…
— Петропавловский собор — возвышенный? — перебивает.
— Это смотря для кого, — объясняю. — Для птицы — нет. Потому что она запросто может на него взлететь и легко, как ты говоришь, обосрать. А для тебя — да, так как ты не три килограмма. Будь ты эти три килограмма, ты бы и Останкинскую башню в Москве обгадить смогла.
— Чего? — не поняла Чкаловская. — Какую башню?
— Эх, неучи! Останкинскую! — повторяю. — Я по телевизору видел. Но она в Москве, и это нас не касается. Хотя, с точки зрения мечты — такой фокус покруче Петропавловской иглы будет. Можешь грезить. Я сейчас о другом говорю…
— О чем?
— Не перебивай. О том я размышляю, что нормальная мечта никогда не может исполниться. Так уж природа устроена. Почему? А потому, что если бы все истинные мечты в реальность воплощались, сама жизнь бы смысл потеряла, а, значит, вечные поиски и дерзость мысли оказались бы навеки утрачены. Мы бы все тогда в быдл превратились, которым только пожрать да посрать… Пардон, — я сообразил, что для некоторых, например, для мух — смысл жизни в последних моих словах и заключен, поэтому вовремя извинился и попытался выкрутиться: — …в домашней обстановке, на родной кухне, например. Вот ты — не быдло, о возвышенном грезишь. Об игле Петропавловской! Ты, муха — птица высокого полета…
— Я знаю, мне родственники говорили, — кивнула Муша. — Мать однажды сказала, что я должна была орлихой родиться…