Введение в человечность (Баев) - страница 165

— Уфф, напугал ты меня, Агамемнон… Я уж думал, ты издох. Что произошло? Устал?

Я расстегнул ремни, сделанные из скрученных человеческих волос и осторожно выбрался из Катерпиллерова панциря.

— Надо устранить недоработки костюма, — ответил я. — Там проблемы с воздухоснабжением и видимостью. Задыхаюсь, клоп тебя побери! И почти ничего не вижу.

— Давай по бокам дырочек наделаем, — предложил Ферзиков. — Отверстиями вперед, чтобы воздухозабор обеспечить. А глаза вообще на хрен уберем, а?

— Что ты! — вскрикнул я. — Меня ж тогда сразу просекут! И разве можно глаза на хрен?…

— Это выражение такое, — ухмыльнулся Василий. — Не боись, не просекут. Ты не думай, что люди тебя через увеличительное стекло рассматривать станут. Им до внешнего вида дела мало. Главное, чтобы приблизительное сходство наблюдалось. Тело у тебя сомнений теперь не вызывает. Такое же черное, большое и противное, как у других бегунов. Извини за дурацкий комплимент. А дырочек и отсутствия глаз никто не заметит.

— Так уж и никто! — возразил я. — А медкомиссия?

— Что? — засмеялся Ферзиков.

— М-медкомиссия, — заикнувшись, повторил я. — Я по телевизору слышал, что все спортсмены перед стартом обязательно к врачам идут. Их там на допинг проверяют…

— Ты что, издеваешься?! Кто ж тараканов проверять будет?! Мы с тобой, братан, не на Олимпиаду едем. Успокойся. Обещаю тебе, никаких врачей!

— Хорошо, — согласился я, — а соперники? Эти-то меня раскусят сразу. Как быть?

— Дурак, — хмыкнул Ферзиков. — Соперники, как ты говоришь, и без дырочек тебя раскусят. Но сказать никому не смогут. Их не поймут… Только мы с Кабаковым, но нам их треп без разницы, сечешь?

— Точно! — восхитился я пуленепробиваемой логикой, но тут же снова забеспокоился: — А вдруг побьют?

— Не побьют, — ответил человек. — Я ж тебе сказал, что у каждого своя дорожка. А орать вдруг начнут, пусть тебя это не волнует. Нехай себе возмущаются! Кто больше возмущается, у того меньше шансов. Запомни аксиому. Ну что, делаем дырочки?

— Делаем, — кивнул я усами. Ферзиков окончательно меня убедил и успокоил.

Теперь я к соревнованиям был готов. Во всяком случае, морально.

Глава четырнадцатая. Бега

Олег взял у отца не только костюм, который сидел на нем, что на твоей корове седло (из под коротких брюк торчали ядовито-розовые носки с мультяшными поросятами на щиколотках; такие надо еще и поискать!), но и автомобиль типа «золотая копейка». «Жигули» первой модели, окрашенная в цвет «благородный металлик», как выразился сам Кабаков.

Мы ехали по вечернему городу зловещими темными улицами, обходили, как выразился Вася, пробки. Интересно, думал я, что за пробки такие, по которым проехать нельзя? Надо будет после соревнований уточнить.