Ненависть дворецкого была, в общем-то, вызвана тем же письмом, а также осознанием того, что его собственное письмо к барону таинственным образом не дошло до адресата. Была ли причастна к этому только Лайза? Или юная баронесса выступила инициатором? Этого Джон не знал. Подозревать Анну-Марию он не смел, и потому все недоверие дворецкого досталось исключительно служанке.
Саму горничную перемена отношения к ней дворецкого больше не волновала. Фальшивую дружбу она водила с дворецким лишь для того, чтобы удержаться в доме, указанном Маской. Теперь, когда на ее защиту встала госпожа, и когда стало понятно, что Джон бессилен что-либо изменить, Лайзе незачем было лицемерить с прислугой.
Опасения воровки относительно доказательств, которые мог найти против нее Полковник, равно как и опасения по поводу ареста, развеялись через пару дней. Как и полицейский следователь, девушка понимала его незначительность, чтобы сфабриковать улики против горничной баронессы Грей. А то, что за два дня господин Блодхон не предоставил истинных улик, говорило о том, что их у него просто не было.
Однако господин Маска не разделял спокойствия Лайзы. И был крайне зол на воровку из-за работы, выполненной без должного старания.
– Ты уверяла меня, что все сделаешь чисто, – выговаривал он вполголоса, привычно стоя у самого ствола паркового дерева.
От взглядов из окон дома барона Грея Лайзу и ее нанимателя надежно укрывали ветки деревьев, к маю одевшиеся в подобающий им зеленый наряд. Теплый ветерок доносил ароматы тюльпанов и сирени. Изредка можно было расслышать крики ночных птиц.
Ничего подозрительного не происходило, и все же Лайзе было неспокойно. Время от времени она отводила глаза в сторону, чтобы убедиться в собственной безопасности. Господин в черном на это с насмешкой замечал:
– Стоило тебе и прежде поглядывать вокруг, а не только на блестящие камушки.
– Но я все делала очень аккуратно! – возражала тогда Лайза. – И если граф де Монти не проболтался…
– Он не проболтался бы, если бы ты…
– Что я?! – не выдержала, в конце концов, Лайза. – Что я могла сделать? Я вовсе не хотела втягивать в это Анну-Марию. Я хотела все решить иначе.
– И тем не менее ты втянула баронессу…
– Единственно потому, что у вас родился гениальный план. Единственно потому, что вы сказали мне имя графа в тот момент, когда ваш план должен был сработать!
Девушка замолчала, напрасно пытаясь отдышаться. Дыхание никак не желало ей покоряться. Да и слезы, брызнувшие из глаз от обиды за себя и за свою госпожу, никак не желали высыхать. Господин Маска смотрел на ее напрасные попытки со снисходительной улыбкой, не торопя Лайзу взять себя в руки.