– И будет там прислуживать своей госпоже! – закончила королева София.
На этом они расстались. Полковник направился к выходу из парка. Ее величество к королевскому дворцу.
Проходя под окнами кабинета короля Эдуарда, его супруга на миг остановилась. Но напрасно старалась она разглядеть фигуру мужу за стеклом.
«Ах! Как могло бы все измениться, если бы сейчас он выглянул, если бы улыбнулся мне. Можно было бы отказаться от союза с Полковником и добиться обыкновенной ссылки для Анны-Марии. Она могла бы почти по доброй воле покинуть столицу и наслаждаться свободой в поместье своего супруга. Все это можно было бы устроить, если бы он простил меня…» – так подумала королева.
Вздохнув, женщина медленно побрела прочь. Остаток дня провела она в малой гостиной королевского дворца вместе с фрейлинами. Обществом не самым желанным (даже с учетом улучшившегося настроения), но внимательным к ней и ее капризам, в чем королева София нуждалась сейчас более всего.
* * *
В то время, когда ее величество разговаривала с полковником Блодхоном, прогуливаясь по аллее парка, король Эдуард, вопреки мнению супруги, находился вне своего рабочего кабинета.
Покончив с наиболее важными делами, он отослал секретаря домой, намереваясь нанести визит его высокопреосвященству. Болезнь кардинала Линна обеспокоила короля Эдуарда, и, несмотря на заверения священнослужителя, его величество решил лично убедиться в том, что серьезной опасности нет.
Короля Эдуарда не могли принять так, как приняли полицейского следователя до него. В конце концов, король был первым человеком в государстве. Однако скрыть нежелания видеть его величество, когда гость этот перешагнул порог его библиотеки, кардинал Линн не смог.
– Прошу вас, сын мой, располагайтесь, – предложил кардинал, собственноручно убирая на полку толстый фолиант.
Совершить указанное действие немощный человек не мог, и потому король Эдуард сделал логичный вывод:
– Так ваша болезнь, в самом деле, обман. Как можно, ваше высокопреосвященство?
Кардинал Линн наконец водрузил книгу на место и резко обернулся. Молча сносить укор обыкновенно сдержанный священнослужитель не собирался.
– Как можно?! – воскликнул он. – Вот и я спрашиваю себя, как можно лгать? Я задаюсь этим вопросом со вчерашнего вечера. И, представьте себе, не могу найти достойного оправдания своему поступку.
Его высокопреосвященство отряхнул от бумажной пыли руки и подошел к креслу, в котором расположился король.
– Моей лжи нет оправдания, сын мой. Но… Вам я скажу: моей лжи есть объяснение. Если я буду здоров, я не смогу найти убедительной причины, почему я не могу поговорить с полковником Блодхоном. И от этого, возможно, пострадают хорошие люди.