– Ни слова больше! – остановил ее Эдвард Айвор. – Я понимаю твое желание выглядеть достойно, чтобы не уронить семейную честь, и намерен сделать все от меня зависящее, чтобы способствовать этому. В доме есть портниха, если понадобится – она наберет служанок в помощницы, но к воскресенью, Мэри-Энн, у тебя будет чудесное новое платье. Вы с мисс Маккейн можете взять экипаж и Джейсона в провожатые, он покажет вам, где в городе продают ткани и кружева. Купите все, что сочтете нужным, в том числе эти красивые женские штучки… броши, колье… что там еще носят юные девушки? – Он рассмеялся. – В этом доме столько лет не было женщины, что я уже позабыл о подобных вещах. И не переживай о тратах, дитя мое: для своей дочери я не пожалею никаких денег. – Мистер Айвор перевел взгляд на Кейт и тут же добавил: – Как и для ее подруги. Обещаю, своими нарядами вы затмите первых красавиц острова!
– Благодарю, – улыбнулась довольная Кэтрин, – но теперь у меня есть собственные средства. И это так здорово, Мэри! – Ее глаза загорелись. – Мы купим тебе самую лучшую ткань и украшения. А еще нам понадобятся перчатки, шляпки и зонтик…
Они принялись наперебой обсуждать список покупок и не услышали, как в столовую вошел Роберт.
– Доброе утро. Прошу меня извинить за опоздание, – проговорил он, и девичий щебет мгновенно смолк. Капитан сел на свое место, не глядя на отца и, видимо, надеясь, что тот не заметит на его левой щеке хорошо узнаваемый след от удара. Однако Эдвард Айвор заметил и недовольно поджал губы, с трудом сдерживая желание отчитать сына прямо за столом. Но еще больше ему не нравились взгляды, которые то и дело бросали друг на друга Роберт и Кэтрин. Нет, в них не было откровенного призыва или скрытого вожделения, но… губернатору была хорошо знакома природа подобных взглядов. Когда-то он точно так же смотрел на юную Эйлин Уоллес и с восторженным трепетом в сердце думал: «Ах, если бы эта девушка стала моей!..»
– Роберт, – сухо проговорил он, – поднимись ко мне в кабинет после завтрака. Нам нужно поговорить.
Голова болела так, что, казалось, стоит ее приподнять – и она лопнет. Сильнее всего ломило переносицу и нижнюю челюсть. Хупер, не открывая глаз, осторожно ощупал лицо, вздохнул – ребра тоже отозвались болью, повернулся на бок и кое-как сел на полу, прислонившись к стене. В памяти медленно воскресали события минувшего вечера. Ох, нет… матерь Божья, лучше бы все это оказалось дурным сном!
– Эй, – окликнул его кто-то, и бывший пират, морщась, с усилием приподнял веки: напротив у стены сидел обрюзгший, но крепкий мужчина на вид лет тридцати, небогато одетый, со следами недавней потасовки на лице и руках. Хуперу он знаком не был.