Мэри помолчала и вздохнула:
– Со стороны мистер и миссис Дуглас выглядели идеальной супружеской парой, но… Знаете, мисс, многие думают, что дети слепы, глухи и глупы, но это не так. Дети не всегда могут мыслить, как взрослые, но многое чувствуют, видят и понимают. Да, сэр Джейкоб часто делал матушке подарки, в свете о нем говорили, как о прекрасном отце и муже, а ее называли образцовой женой и матерью. Мужчины завидовали немолодому барону – он был старше жены на одиннадцать лет, а я понимала, что завидовать, по правде, говоря, нечему: в этой семье каждый лишь исполнял свой долг, не более… и мне со временем предстояло выполнить свой. Барон не раз говорил о том, что, имея такую красивую и образованную дочь, можно породниться со знатной и родовитой семьей. Он был полон амбиций и старался заводить дружбу только с шотландскими пэрами, хотя, как мне казалось, они всегда смотрели на него свысока.
Матушка никогда не говорила со мной о своих чувствах к мужу, но я ясно видела, что она несчастлива в браке. Лишь однажды, в минуту откровенности, она обмолвилась, что в юные годы страстно любила другого человека, но им не позволили пожениться и ее заставили выйти замуж за барона. Видимо, Господу не был угоден подобный брак, потому что довольно долго детей у нее не было. Лишь спустя восемь лет супружества родилась я… но, как выяснилось позже, моим отцом был вовсе не сэр Джейкоб.
Года полтора назад матушка заболела, начала быстро угасать. Последние дни я не отходила от нее. Перед смертью она пыталась что-то сказать мне, но не успела, у нее не хватило сил. Потом были пышные похороны, дом погрузился в траур… но однажды вечером я услышала звон стекла и вопли сэра Джейкоба, доносящиеся из матушкиной комнаты. Я поспешила туда и увидела, как он, красный от злости, швыряет об пол красивые вазы и фарфоровые статуэтки, которые матушка собирала всю жизнь. Я остановилась в дверях, пораженная этим зрелищем, и тут он поднял на меня взгляд, полный такой сокрушительной ненависти, что я отшатнулась. Барон грязно выругался сквозь зубы, а потом, уже громче, велел мне убираться в свою комнату… что я и сделала, поскольку была сильно напугана и не понимала, что происходит.
С того дня его отношение ко мне изменилось. Сэр Джейкоб стал запирать меня в комнате за любую провинность, даже самую пустяковую. Требовал полного и беспрекословного подчинения. Указывал, кому на приемах я должна улыбаться, с кем обязана приветливо общаться и чье расположение завоевать. Я начала ощущать себя вещью, с которой он может сделать все, что угодно. Я пыталась поговорить с ним, узнать, отчего он вдруг так переменился, но барон не желал ни слушать меня, ни видеть в своем кабинете. Более того, он запретил мне ходить в театр. Лишил меня единственной отдушины.