— Да, но возможно, не весь. Сегодня мы ее отпустим после трех часов.
Данила попрощался и убрался из клиники. Он прогулялся по стоянке и обнаружил свой джип.
«Господи, ну и стерва, сварила мой мозг».
Летов сел на землю возле джипа и закрыл ладонями лицо. От перепада эмоций было плохо. Он жаждал прибить Настю за этот розыгрыш, но радость, что с ней все в порядке, оказалась намного сильнее.
Он долго сидел на земле, приводя мысли в порядок, и наконец признал поражение — не перед Настей, а перед самим собой.
Он убеждал себя, что просто хочет поставить принцессу на место, а заодно поиграть с ней во взрослые игры, в которых мог касаться нее. И только сегодня он понял, что его к Насте не просто влекло, он хотел ее в своей жизни, чтобы владеть ею безраздельно, чтобы она говорила, как сильно он ей нужен.
Настя всегда была там, на пьедестале в его душе, и Данила так привык к ней, что отказывался осознать очевидную вещь: без нее он уже не сможет. Жизнь утратит кусок, как Луна выпадет из ночи или Солнце из дня. Мы ведь не думаем по утрам: как хорошо, что у нас есть Солнце. (Ну, разве что йоги так делают). Но стоит Солнцу сказать: я переезжаю в другую систему — и все. Как обухом по голове.
Настя была ему нужна именно, как рассвет. Он не хотел давать этим чувствам имени, чтобы не ворошить ненужные шестеренки в своей голове. Он только знал, что не отпустит ее. А для этого он должен победить, заставить Настю поверить, что она без него тоже не сможет. Нужно развернуть ее, как корабль, на три года назад, когда она была влюблена, а не ненавидела.
Теперь он уже не хотел, чтобы в игре был один победитель. Он хотел, чтобы они вдвоем победили. Но с Настиной натурой — она лучше руку себе откусит, чем признается. Придется ее заставить, довести до грани… Если она испытывает к нему сильные чувства, то не сбежит. А если сбежит, значит чувств у нее и нет вовсе. Тогда придется ее отпустить.
Черте что. Кто бы сказал, когда обычная игра на раздевание превратилась в погоню за счастьем… Как бы там ни было, первым он не скажет Аиде ни слова: Настя станцует джигу на его сердце, а потом сварит в котле и даст ему же съесть, довольная победой.
Она должна первой признаться. Беда в том, что и он, и она знали о молчаливой игре, молча же приняли условия, вернее, отсутствие оных, и вошли в азарт. Значит, в итоге они могут заиграться, разрушив любые отношения между собой. А что не дожгут они, достреляет Большой Босс.
«А что поделать, — возразил себе Данила. — Есть цели, ради которых стоит рискнуть всем».