«У соседской Насти такая прическа, — вспомнил Коля. — ей лет пять, наверное, а может, шесть… Как это называется? Каре?»
Марина, смотрела на него, слегка наклонив голову набок, и терпеливо ждала, что он скажет, на ней были шерстяные клетчатые брюки и белый вязаный свитер. Каждая деталь ее костюма была, как всегда, тщательно продумана — даже маленькие, золотые сережки. И казалось, что вместе с клетчатым зонтиком, который она оставила в прихожей, Марина принесла с собой кусочек лондонского тумана и терпкий аромат трубочного табака, какой курят в закрытых клубах невозмутимые лорды и обходительные сэры, соленый морской ветер и крепкий запах одеколона, какой покупают в лондонских лавках бывалые моряки. У них было так мало общего — у него и Марины. Ему казалось, она живет на другой планете. Но теперь, когда у него была Юля, они оба, были как-то с ней связаны — и пропасть, которая их разделяла, вдруг исчезла, как если бы теперь они стали одной семьей. Она могла говорить с Юлей, прийти к ней, когда захочет, — и уже только за это он был готов ее полюбить.
«Хорошая она, — думал Коля, — смешная».
— Коля, — не выдержала Марина, — я утром к ней заходила, и велосипеда там не было.
— А теперь он у Юли.
— Значит, велосипед был у тебя?
— Нет, но я его забрал.
— У того, кто украл? Выходит, ты знал, кто это сделал?
— Так я тебе и сказал.
— Хорошо. Предположим, ты знал, у кого велосипед, я понимаю. Ты пошел к этому человеку и его забрал. Но как?
— Обыкновенно: пришел и взял. Сказал, что у меня покупатель есть.
— В каком смысле?
— Просто — покупатель. Человек, которому можно продать велосипед.
— А деньги?
— Какие деньги? — спросил Коля, сделав, придурковатое лицо и всем видом давая понять, что как раз это ее не касается.
— Знаешь, если нужны деньги, мы могли бы пополам. Или я…
— Мне чужого не надо.
— Коля, это не чужое: это для Юли.
— Все равно не надо. Ты спросила — я ответил: А остальное — Мое дело, ладно?
— Ладно: Выходит, велосипед у Юли?
— Выходит, так.
— Значит, я пойду?
— Ну да, — пожал плечами Коля, — иди.
На небе были все те же густые, тяжелые облака. Все так же из-за туч иногда выглядывало солнце и снова исчезало. И все-таки было понятно, что дело к вечеру, — может, у нас действительное, есть внутренние часы, а может, просто освещение изменилось.
С наступлением вечера Марина часто чувствовала легкое беспокойство, ей становилось грустно и она хотела домой, к маме. А Юле она может позвонить но вместо того чтобы вызвать лифт, Марина пешком поднялась на второй этаж. Она вдруг поймала себя на мысли, что скучает по этому злополучному велосипеду, как если бы это был близкий человек или любимая игрушка. Казалось бы, она с самого начала знала: велосипед вернуть нельзя, но смириться с этой утратой не могла. Два одинаковых велосипеда, как два брата-близнеца, вот уже несколько дней жившие в разлуке, и в этом была виновата Марина. Она с грустью думала, что их с Юлей велосипед (именно их), их велосипед, которому так нужна их забота и дружба его названого брата, его двойника, — их велосипед, в который их любовь как будто вдохнула жизнь, попал в чужие руки, и кто знает, как с ним там обращались. Неужели Коля сказал правду и велосипед у Юли? Она столько раз прокручивала в голове их разговор, что теперь могла бы пересказать его с любого места, и, казалось бы, все тут ясно.