— Нет, правда, простите. Несу какую-то чушь. Сидим тут почти двадцать лет, просто удивительно, что еще крыша не съехала. Хотя были прецеденты. У меня ведь там, снаружи, вся семья осталась…
— Прекратите, полковник. Не нужно извиняться. Между прочим, сам я тогда тоже уцелел чисто случайно — товарищ попросил поменяться дежурствами. Свадьба у него… была. А семья? Когда все это случилось, я даже не пытался искать — три боеголовки, сами понимаете. Ни левобережья, ни правобережья не осталось, просто гигантское озеро на месте города.
Несколько минут в комнате царило молчание, затем подошедший Картузов водрузил на стол закипевший чайник и три стакана с уже засыпанной заваркой. Поставил рядом сахарницу и, к удивлению, Баранова, пепельницу — видимо, система вентиляции позволяла курить. Так же молча заварил чай и занял свободное кресло.
— Итак, с чего начнем?
— Вам решать, — пожал плечами гость. — Да, кстати, — он кивнул на принесенный с собой чемоданчик:
— Здесь все данные, которые вы запрашивали. Не совсем понимаю, зачем это нужно, но тем не менее. И, знаете что еще? Давайте-ка перейдем на «ты», сами же сказали, что у вас тут все просто. В званиях мы, в общем-то, равны, да и какие теперь могут быть звания? Ни армии, ни страны, ни мира…
— Легко. А насчет данных? Сейчас объясним, — Самарин переглянулся с товарищем и начал рассказ:
— Чем занимался наш Центр еще до рокового дня, вы наверняка знаете. Но, на всякий случай, напомню: мы были единственным в Союзе НИИ, занимающимся проблемами времени и пространства. По-крайней мере, официально. На самом же деле, нам была поставлена совершенно определенная задача: выяснить, существует ли хоть малейшая вероятность проникновения в четвертое измерение, суть — можем ли мы изменить ход Времени. Или, если не можем, то есть ли возможность понять сущность этого измерения, хотя бы в качестве сторонних наблюдателей. Задача была из разряда, что называется, стратегических — предполагалось, что мы, овладей тайнами Времени, сможем менять мировую историю по своему хотению. Впрочем, до восемьдесят шестого года особых прорывов у нас, в общем-то, не было. Но вот после… Лично я склонен считать, что в момент катастрофы нечто изменилось в привычной нам структуре пространственно-временного континуума, по-крайней мере, аппаратура это зафиксировала. Ну, не именно это, но, скажем так, некие не поддающиеся объяснению изменения. Как только мы осознали, что наш мир погиб, и привычной реальности больше просто не существует, то занялись исследованиями — больше просто ничего не оставалось делать. Или потихоньку вымирать, сходя с ума, доедая последние запасы и постепенно деградируя, либо все же выполнить возложенную на нас задачу, решение которой, сами понимаете, вполне могло все изменить. И мы её выполнили. Нам понадобилось почти пятнадцать лет, чтобы найти ответ, — полковник отхлебнул из стакана, поморщился и бросил в него три кусочка рафинированного, пожелтевшего от времени сахара. Торопливо размешал, словно боясь потерять нить повествования: