Шестой Патриарх сказал: «Не рождаются мысли о прошлом и не появляются мысли о будущем. Когда нет рождения и нет уничтожения – это состояние Будды». То, что имеет форму и образ, не может не умереть. Эта материальная оболочка рано или поздно умрёт. Если утром услышал о Дао, вечером можно и умереть. Будда Шакьямуни должен был умереть, так много патриархов также должны были умереть. Если сам занимаешься внутренней практикой, то не будут страшны ни жизнь, ни смерть. И страшно будет только не заниматься внутренней практикой, поскольку тогда будет очень больно умирать. Жаль того учителя Дхармы из Гонконга, считаю, умирал он очень страшно. Как будто зарезанная курица или утка, он корчился на земле, дрыгая ногами и махая руками словно крыльями. Так страшно он умирал, так жаль! Его ноги и руки всё время дёргались… Он ещё не решил вопрос жизни и смерти, у него нет гарантии. Тот, у кого есть гарантия, тот, если надо умирает, если не надо умирать, не умирает.
У мирянина-буддиста Пана было двое детей: сын и дочь. Мирянин Пан, посетив патриарха Мацзу, обрёл просветление. У них в семье было много денег, и они их не давали другим. Они говорили, что деньги наносят вред людям. Они принесли свои деньги к реке и выбросили их в реку. Раньше деньги были в виде золотых, серебряных слитков, жемчуга. Один золотой слиток весил около 50 граммов. Он их все выбросил в реку, возле старого моста в Хэняне. Он отказался от всех золотых, серебряных и нефритовых изделий, все их выбросил дочиста. И как его семья после этого стала жить? Они на горе рубили бамбук, делали из него мётла и продавали, а сын пахал землю и сеял. Сын не женился, а дочь не выходила замуж. Вот так они жили вчетвером. Они все достигли прозрения. Они увидели насквозь, увидели пустотность всего этого. Они постигли, что на тело не опереться. Его дети говорили: «Разрешить вопрос жизни и смерти в ходе практики очень, очень, очень трудно!» Насколько трудно? Это подобно тому, как на дереве разместить зёрна кунжута. Как их там разместишь? Действительно трудно заниматься буддийской практикой, очень трудно!
Трудно ли нам сейчас? Уже прошло 7 дней. Спросите себя, есть ли у вас новости. Можете ли вы уже медитировать на «Кто тот, который молится Будде?» Поняли ли вы что такое хуатоу, начало слова? Получается ли у вас на него смотреть? Если не получается, то вы начинаете думать эфемерные мысли, убегаете, чтобы поболтать. Это значит нет гунфу. Если есть гунфу, то если даже вас будут бить, вы не выйдите из зала медитации. Поэтому трудно! А вы сами скажите, трудно ли вам? Можете вы иметь гарантию? Нужно схватить хуатоу, начало слов(а) и не отпускать, подобно тому, как кошка хватает мышь. Кошка вечером сидит там и не шевелится, она ждёт, когда вылезет мышь. У неё нет никаких эфемерных мыслей. И как только мышь вылезает, она тут же её хватает. Она все своим сердцем думает о мыши. Не думает ни о чём другом. Если человек всем сердцем хочет разрешить вопрос жизни и смерти, то он всем сердцем будет думать о хуатоу. Он будет очень напряжённо смотреть на него, не осмеливаясь иметь эфемерные мысли. Нужно заниматься внутренней практикой всем сердцем, всем сознанием, в духе того, как кошка ловит мышь. Как только эфемерная мысль появилась, нужно сразу же её обнаружить и сразу вспомнить хуатоу и тогда эфемерные мысли исчезнут. Стоит чуть расслабиться и эфемерные мысли снова появятся, поэтому ни в коем случае нельзя расслабляться. Затем смотреть, смотреть на него (хуатоу) и погрузиться в самадхи. Самадхи, самадхи. Нужен покой, нужна чистота. Когда вы сконцентрируетесь на смотрении на хуатоу, то никакой сонливости не будет, и никаких эфемерных мыслей не будет. Всё сознание будет там сосредоточено, без какого-либо движения. Даже если небо обрушится, не будешь бояться. С таким духом кошка ловит мышь, концентрирует свой дух и смотрит на мышь.