— Мы почти не едем. Чего ты так боишься? — не выдержал он.
— Я же говорила, что это была плохая идея, — сказала я.
— По мне, так очень хорошая, — увелечивая скорость и заставляя катиться рядом с ним, сказал Алешка.
— Я боюсь, что упаду.
— Поймаю.
— А если не поймаешь?
— Тогда мы упадём вместе, — ответил он.
Простые слова, но они оказались какое-то странное волшебное действие. Я посмотрела на него. Шапка в снегу, глаза сияют, на щетине оседают снежинки. Бриться он каждый день не любил, за что ему постоянно выговаривал Валера, но Алешка лишь отвечал на это улыбкой или отшучивался. Они были противоположностью. Валера бы сказал, что как бы я упала, так бы и поднялась. И в следующий раз сделала бы так, чтоб избежать падения.
— Обещаешь? — спросила я.
— Обещаю, — усмехнулся Алешка. Он всегда или улыбался или усмехался, при этом в этих насмешках не было злости.
Снег был таким сильным, что порой не видно было куда ехать. Разноцветные огоньки по периметру давали хоть какой-то ориентир. Если падать, то вместе. Алешка говорил, что мы ехали медленно, а это мне казалось, что быстрым. Но мы поскользнулись. Свалились. Было ли больно? Я не заметила. Почему-то стало смешно. Как в детстве, когда было не так страшно падать, когда можно было скользить по замёрзшим лужам и пинать ботинками камни. Смешно, до слёз. А как мы вставали и опять валились, это отдельная история. Снег, смех и лёгкость. Мокрые от снега куртки и шапки, раскрасневшиеся лица и пьянящее веселье, которое было на грани истерики.
— А ты не хотела. Неплохо же покатались, — сказал Алешка.
— Скорее неплохо повалялись, — ответила я.
— Но было весело.
— Было весело, — согласилась я.
— Надо будет повторить, — уверенно сказал он.
— Не стоит. Такое хорошо раз в год повторять. Может раз в два года…
— А, у тебя план. На всё лимит. Не, я так не могу. Мне жить хочется. Дышать полной грудью. Пусть я не знаю, что будет завтра, но я всё равно буду радоваться свободе. Ты не поймёшь, потому что даже не знаешь, что это такое. Но ощущение свободы нельзя на что-то променять. Даже на сытую жизнь.
— Почему ты разозлился? — не поняла я.
— Не обращай внимания. Просто не понимаю. Ты ведь другая. Почему ты не видишь очевидных вещей? Вся эта зацикленность на правилах, которыми вы усложняете себе жить, на каких-то пунктах — это же глупо. Ладно Валера. Ему это нравится. Но ты? Тебе же от этого становиться только плохо, — сказал Алешка.
— Меня вполне устраивает моя жизнь. И не начинай говорить, как моя мама. Она считает, что так жить неправильно. Но это моя жизнь. Мне не пять лет, чтоб учить меня жизни. Ты бы со своей справился, прежде чем советы давать, — сказала я. Алешка долго не отвечал.