Уннар поднялся, окинул взглядом подленько хихикающую Лиссу.
— Я вижу, ты здорова? — сказал строго, — тогда нужно отправляться дальше. В Хеттр.
— Мы потратим еще четверть часа на то, чтобы ты не чувствовал себя проклятым полночными духами, — весело сказала Лисса.
Она поднялась на тюфяке, стала в полный рост и, к полной растерянности Уннара, принялась раздеваться, не переставая при этом посмеиваться.
— Прекрати, — сказал он внезапно севшим голосом. И добавил, — пожалуйста, перестань.
— Ну конечно! Я перестану, а ты будешь до конца дней своих ходить с мрачной рожей и ждать, когда на тебя обрушатся проклятья духов? Ну уж нет. Подойди ко мне.
Лисса принялась расплетать косу, иссиня-черные тяжелые волосы водопадом легли на плечи, окутывая мраморно-белое тело. Как-то отстраненно он подумал о том, что грудь у нее как у совсем юной девушки, не знавшей ни беременности, ни кормления грудью. Выглядело все это более чем аппетитно, а у него уже очень давно не было женщины. Шлюхами брезговал… Но Лисса?!! Нет, нет… Это совершенно неправильно. Она — палач, а он — ее пленник. Она — визар, враг Зу-Ханн…
Уннар попятился, мысленно проклиная тот день, когда нашел в степи умирающую тонкую женщину и решил отвезти ее владыке. Он почти достиг двери, и уже было потянулся к засову, как Лисса что-то сделала — и он понял, что не может пошевелиться.
— Подойди, — спокойно приказала она, и в голосе тяжело переливались капли ртути, — подойди сам.
Отпустило. Уннар осторожно шевельнул рукой. Перекатился с пяток на носки, покосился на засов.
— Не смей.
— Лисса, — он изо всех сил старался, чтобы голос звучал твердо, — зачем я тебе? Не надо… все это…
— Нет, ну только посмотрите на него, — она усмехнулась, — впервые такое вижу. Ну, если даже я тебе совсем не нравлюсь… а от проклятия все равно надо избавиться… И при этом до храма нам идти очень далеко, а те ваши Двенадцать все равно в курсе всего происходящего, поскольку подпирают земную твердь… То мне ничего не остается, как сделать вот что.
И она сделала.
Сознание захлестнула багровая волна неподвластного рассудку вожделения. Дальше Уннар уже мало что соображал, помнил только, что Лисса шлепнула его ладонью по скуле, когда он куснул ее за бедро, и прошлась ногтями по груди, оставляя алые отметины. И еще — она успела проговорить те слова, которые по смыслу соответствовали ритуальным. Уннар тоже их повторил, обреченно, словно пребывая в помутнении рассудка. И пропади все пропадом.
…- Неплохо, — это было первое, что он услышал от Лиссы.
Способность мыслить медленно возвращалась. Уннар только и смог, что закрыть руками лицо и издать мучительный стон.