И всё прошло бы гладко, без происшествий, и, может, повелитель протянул бы, наконец, заветный платок Марджине, если бы вдруг не случилось ужасное.
С верхней галереи послышался отчаянный кошачий мяв. И полетел, брошенный чьей-то злой и сильной рукой Кизил, отчаянно барахтающийся и извивающийся в полёте. Самое страшное, что полёт этот неминуемо должен был закончиться у самых ног султана, если только не на голове… Молниями взмахнули ятаганы в руках арапов, желающих не допустить этакого позора, ахнули девушки, зажимая рты, чтобы не завизжать при Повелителе… Взметнулась в прыжке чёрной пантерой Марджина, принимая на себя вес пушистого тельца и все шестнадцать когтей, заскрежетавших по тяжёлым кольцам литых браслетов, ничуть не легче свинцовых, которыми когда-то мучили Кекем…
Повелитель вскочил на ноги молниеносно.
— Кто? — спросил коротко и страшно.
А Ирис, позабыв обо всём на свете, уже неслась со всех ног к своему рыжему малышу… когда её жёстко перехватили в четыре чёрных руки, встряхнули как следует и швырнули ниц, прямо под ноги султану.
От резкого движения вперёд мальчишеский тюрбанчик, ничем не закреплённый, свалился с коротко стриженной рыжекудрой головы.
— Стоять, — успел рыкнуть Хромец, останавливая ятаганы. И жестом велел чернокожим податься назад. — Поднять. Быстро и с уважением.
Уж безусловно, он узнал эту солнечную головку. Странно только было увидеть её здесь, вблизи, а саму фею — в простеньком кафтанчике посыльного… Но именно для этого он сюда и явился — во всём разобраться.
— Это оттуда, мой господин, сверху! — кровожадно сверкнула глазами Марджина, не обращая внимания на капли крови, сочившиеся из щелей между браслетами, куда котёныш всё-таки сумел впиться когтями. Казалось, она не замечала боли. Кизил же на знакомых руках притих, успокаиваясь. — Позволь посмотреть, кто осмелился на такое!
— Тебе самой ни к чему, — сухо ответил султан. По его кивку двое евнухов, сейчас более похожих на янычар, ринулись к боковому входу, сразу за которым начиналась лестница к комнатам второго этажа. Хромец же меж тем, отвлёкшись от нубийки, сделал то, к чему давно стремился — заглянул, наконец, в глаза «фее». Зелёные, в жёлтую крапинку, обведённые тёмным ободком по радужке, полные ужаса, непонимания и… обречённости.
…Как пять лет назад, внезапно понял он, как и в тот миг, когда он увидел их впервые, обходя гаремный двор, пока его люди, расправившись с наследством сверженного племянника, отделяли «чистых» от «нечистых»… У него была поразительная зрительная память, у Тимура, Тамерлана, Великого Железного Хромца Второго, как иногда его называли… И сейчас он лишь убедился в своих подозрениях: нынче утром, в саду, он увидел «фею» не впервые. Они встречались и раньше.