По-иному складывалось с Ильхам и Хайят из второго гарема, которых Ирис почти не знала. Но, похоже, всеведущей Злыдне что-то было известно о норове девушек, потому что именно их, вместе с Кекем, в воспитательных целях Нуха-ханум препроводила к страшной калитке во дворе икбал. Должно быть, не увидела должной радости на девичьих лицах при известии о высокой миссии в посольстве. Главную смотрительницу не волновало, чем вызвано тайное недовольство избранниц. Служил ли причиной понятный девичий страх, свойственный до поры, до времени каждой второй одалиске, или мучила несвоевременная головная боль, или досада, что, если всё-таки угодят послам, то придётся отправиться вместе с ними в страшную холодную страну, оставив заветную мечту стать когда-нибудь валиде — кому какое дело? Их долг — выполнить то, для чего готовят здесь рабыней страсти. Для чего и тратится из казны полновесное золото.
Надо сказать, лишь Ильхам, голубоглазая нормандка, позеленела при виде каменного желоба, отполированного телами скользивших по нему когда-то жертв. Хайят, её подруга, только недобро скользнула взглядом — и с деланным равнодушием отвернулась.
Ирис же было всё равно. Странное безразличие нашло на неё после того, как Злыдня призвала её вместе с Захирой и Римой в свои небольшие отдельные покои смотрительницы и объявила волю султана. Сперва, конечно, девушка не могла поверить, да просто взять в толк, как это её, танцовщицу — а она уже привыкла считать себя просто танцовщицей! — и посылают в качестве наложницы. Это же… неправильно! Но наткнулась на лютый взгляд Нухи-ханум — и что-то оборвалось у неё в груди. Злыдня ничего не напутала. Именно потому и готова была прибить Кекем на месте — панически боялась, что та её опозорит, и не как начинающая танцовщица, а как плохая одалиска. Оставалось только гадать, почему приказ свыше коснулся Ирис, кто же это там, наверху, обратил внимание именно на неё, кому она понадобилась?
— И не сметь переспрашивать! — взвизгнула вдруг, прервав объяснения, Нуха-ханум. — Вам оказана честь, да, честь, вы признаны лучшими! — Осеклась. — А ты, — бросила сурово Ирис, — чтоб больше не смела бегать к своей Мэг. Ты теперь в избранницах, тех, кого заметили и облекли высочайшим доверием, и нечего тебе якшаться с прислугой. И если я ещё раз услышу, что ты тайком бегала к матери — скажу, кому надо, чтобы её пристроили куда подальше, в самый дальний угол, на самую чёрную работу, поняла? Отхожие места будет драить по твоей милости! И глупости, — добавила, остывая, выплеснув давно таившийся гнев. — Идите, готовьтесь. Вечером за вами придут проводить в хамам.