«Ошибся, — стучало его сердце. — Осёл, дурак, слепец… Как я в ней ошибся».
* * *
— Да оставь ты в покое эту кошку, — со смешком посоветовал Ирис выбравший её мужчина, ничуть не страшный, ничуть не старый, похоже, что весёлый и добрый. — Ей, сколько не дай, сожрёт, словно у неё три горла вместо одного. Ах, извини, Мур-Мирр, не сожрёшь, а, конечно соизволишь отведать… Кекем, попробуй сама рыбу, это вкусно! Наш повар готовит не хуже султанского, а уж по части соусов он король, поверь мне! Держи-ка…
На почти пустую тарелку Ирис лёг ломтик разварной форели, сбрызнутый чем-то красным. Ягодка, заманчиво выглянувшая из соуса, лопнула под зубами и обдала язык восхитительно кислым.
— Нравится? Это северная клюква, нам привозят её издалека. Знатоки предпочитают её лимонам.
— Да-а… Спаси-бо, О-о-огюст…
Ужасно трудное у него имя, такое и без заикания не выговоришь. Кекем после каждой попытки ёжилась: а ну, как мужчину выведет из себя её неправильная речь? Но он, похоже, не придавал никакого значения тому, что в гареме жёстко обозначалось как «порок, позорящий одалиску». А сейчас и вовсе расхохотался.
— Лучше скажи: Август. Ну?
Кекем захлопала ресницами.
— За-ачем?
— Не спрашивай. Просто скажи.
— А-август, — протянула она. — И что?
— От этого имени римского императора и произошло имя Огюст, переиначенное на галльский манер. Можешь называть меня Август, если тебе так легче.
Да, он словно и не замечал её косноязычья. И вообще, вёл себя так, будто всё, что делал и говорил «подарочек», казалось чрезвычайно милым.
— А-а… — Девушка наморщила нос, не подозревая, как потешно смотрится. — Имп-ператор роди-ился в а-августе?
Прислушивающийся к разговору Жоффруа Лебюэль лишь фыркнул. Бомарше погрозил ему пальцем.
— Не вмешивайся, приятель, у тебя своя девушка, её и просвещай… Нет, глупышка. Не Августа назвали в честь месяца, если ты так решила, а напротив: летний месяц нарекли в его честь. Представь, какое самомнение: считать себя настолько великим, чтобы подогнать под себя календарь! Ты кушай, кушай. Тебе нужно лучше есть, а то щеки уже запали. Я погляжу, вас там, в гареме, морят голодом?
Ирис испуганно схватилась за щёки, но по смеющемуся взгляду мужчины вдруг поняла: да он просто шутит! Неуверенно улыбнулась. Осмелев, выбрала из стопки тонкий лаваш, нащипала сочной баранины, посыпала зеленью и измельчёнными орешками и свернула в трубочку. Протянула тарелку Августу. (И впрямь, так легче его называть даже в мыслях…)
— Н-неприлично на-наложнице много есть. Она до-олжна заботиться о го-осподине, — пояснила простодушно.