Впрочем, сейчас она возлагала надежды на двоих: Марджину и Нергиз. Нуха не Нуха будет, если не сосватает Его Султанству обеих. Это же два прекрасных цветка, столь изысканно оттеняющих друг друга. И тогда, когда они вознесутся, посмотрим, долго ли продержится выскочка Гюнез, а заодно и её покровитель…
А тот, как шайтан из табакерки, не замелил выскочить, стоило за Злыдней закрыться узорчатым дверям покоев новых счастливиц.
— Нуха-ханум, — прошипел вместо приветствия. — Что я слышу? Верить ли мне своим ушам?
Взглядом, которым Злыдня смерила его от пера на тюрбане до загнутых кончиков туфель, можно было заморозить главный бассейн в хамаме.
— А что такого ты мог услышать, Махмуд-бек, чего я не знаю? Поделись, сделай милость, вот тогда я и отвечу, верить тебе или не верить. — Подхватила длинную трость, с которой в последние три месяца не расставалась — давали о себе знать застуженные неожиданными зимними холодами ноги. — Я не чудодей и волшебник, мыслей читать не умею; кто знает, что творится в твоей умной голове?
И пошла себе по галерее, прямиком в свой отдельный покой. Выступала уверенно, величественно, словно сама валиде-султан, устремив при этом взгляд вперёд, а потому — Главе белых евнухов приходилось слегка опережать её, чтобы заглянуть в лицо при разговоре. И тихо беситься: очень он не любил такие приёмчики.
— Я слышал от Фатьмы, лекарицы, что… — Капа-агасы понизил голос: — …двое из подаренных франкам дев вернулись в гарем… — Выдержал паузу, для пущего драматизма, и добавил со священным ужасом в голосе: — … девственницами!
— И что?
Злыдня даже бровью не повела.
— Что? — Капа-агасы сбился с шага. — Что значит… Они не справились, курица ты этакая! Нашли, кого послать! Эта Ильхам, и, как её… Кекем, да, Кекем! Их не возжелали даже самые паршивые неверные! Позор! Позор!
— А ну, заткни свой поганый рот, — жёстко отозвалась Нуха-ханум. — Ты кого это называешь паршивыми псами? Тех, с кем наш Повелитель сегодня уже подписал договор о торговле и свободном посещении наших держав? Прижми язык, если не хочешь его лишиться! Знаю я…
Капа-агасы побледнел. Подобного выпада от всегда смиренной — по крайней мере, в приватных разговорах с ним, Нухи он не ожидал. Обычно та была покладиста, угодлива, а теперь… Победительницей себя почувствовала?
— Нуха-ханум, что такое? — спросил, сменив тон, приветливо и даже обеспокоенно. — Ты, верно, переутомилась и не поняла меня? Я хотел сказать, что девушки оказались столь плохи, что не пробудили охоты в здоровых сильных мужчинах! Это не только их позор, это вина наставниц! Не научили должным образом всему, что должна знать настоящая служительница страсти! А если кого-то из этих девушек удостоил бы своим выбором Величайший, а они повели себя точно также? О, тут и меня задел бы его гнев! Всех нас задел бы!