— Энн… Я счастлива, что ты здесь. Но я же вижу — у тебя сердце не на месте. Ты ведь сбежала тайком, да? Иначе чинно-мирно приехала бы в карете, как знатная госпожа, и белым днём… Давай, рассказывай.
— Ну, что с тобой поделать…
Маркиза со вздохом осушила пиалу, сбросила, наконец, меховую накидку и отстегнула пелерину с платья.
— Теперь жарко… Слушай же. Ты так восторгалась Генрихом, и всё не верила, когда я тебе говорила, что король — не мужчина. — Она смешалась. — Я хотела сказать — в первую очередь он государь, а потом уже рыцарь, кавалер, и прочая, и прочая. Это — люди особого вида, они и на мир, и на остальных смотрят по другому. Не сказать, что плохо, просто иначе. Для страны это, может, и хорошо, а вот для нас с тобой…
Ирис переполошилась.
— Он тебя оскорбил? Унизил?
— Ах, нет… Почти нет, если не считать унижением разговоры о предстоящей женитьбе на Бриттании и этой рыжей Бесс… Но с этим я как-то смирилась, и знаю, как жить дальше. Речь сейчас не обо мне.
И вот, собравшись с духом, Аннет выложила подруге все подробности разговора в Лабиринте подслушанного ими со Старым Герцогом.
— Я подумала: ты должна это знать, — добавила после паузы. — Плохо ощущать себя куклой, за которую всё решают. Бывает, что женщине иной раз некуда деваться — тут-то и выходят за того, кого предложили, будь он даже старый, больной и горбатый. Смиряются, и терпят, и живут… Но мы-то с тобой — свободны!
— Вот и матушка Камилла о том же, — пробормотала Ирис и спрятала лицо в ладонях.
Щёки горели, и не из-за тепла камина.
Так вот для чего, вернее, для кого готовилось женское крыло в доме де Камилле! Не для гостьи — а уже для будущей жены.
А ведь она было совсем простила Филиппу его бестактность, решив, что он приглашает её в свой столичный особняк всего лишь от избытка гостеприимства! Возможно, даже набравшись восточных обычаев, где для почётного гостя не жалели самого лучшего… А оно вот как, оказывается. И его постоянное, хоть и ненавязчивое, внимание, и прогулки по Роану, и интересные беседы…
И странное нежелание стать её крёстным… Разумеется, ведь тогда он не смог бы на ней жениться!
— Ну почему они все… — начала с горечью. — Все думают о себе, будто настолько неотразимы, что женщины сами на них виснут и за счастье почитают… Аннет, неужели они все — павлины? И твой Генрих тоже… Ой, прости!
Маркиза фыркнула.
— А что — Генрих! Он и есть главный павлин среди всех. Наверняка возле каждой цыпочки хвост распускает.
— Не скажи. Говорят, у него уже давно нет фаворитки.
— А-а, не верю. Возможно, он слишком хорошо её прячет. — Аннет дёрнула плечом. — Не хочу больше о нём… Но ты — ты не удивлена? Я-то думала, моя очередь отпаивать тебя чаем и чем-нибудь покрепче.