— О, да, говорят, искусница! — подхватил ещё кто-то.
— Да что вы всё — говорят, говорят… — Барон Лотрек, покачнувшись, рухнул на стул, крякнувший под его тяжестью. — Я с ней был дважды, господа! Да, признаюсь, после двух часов удовольствия я почти разорён: но оно того стоило! Эти жаркие восточные штучки… Эти игрища, и непристойные приёмчики, и чёрт знает что…
— Расскажите, расскажите, барон! — послышалось со всех сторон.
Де Камилле в раздражении пристукнул фужером по столу, едва не расколотив хрупкое стекло.
— Господа, я понимаю, что у нас, так сказать, почти холостяцкая вечеринка. Но место ли на ней всяким непристойностям?
— А почему нет?
Де Питюи вытаращил глаза.
— Дружище, а когда же ещё смаковать непристойное, как не перед свадьбой? А-а… — Он понимающе откинулся на спинку стула. — Тебя задело… Господа, я же совсем забыл, что у нашего де Камилле есть особое поручение — он опекает ещё одну восточную жемчужину, и, разумеется, невольные аналогии, так сказать… Аллюзии…
Неожиданно по столу грохнул тяжёлый кулак.
— Какие, к чёрту, аллюзии, Франц! — абсолютно трезво рявкнул граф де Келюс. — Неужели вам, идиотам, не ясно, что это чистейшей воды попытка бросить тень на известную нам всем даму? Возвести поклёп, опорочить! А вы, как верные служители плоти, уже схватили кость и грызёте!
Раздались недружные смешки. Однако несколько мужчин, оставшись серьёзными, закивали.
Пьяненький поэт захохотал.
— Граф, а вы метите на моё место! Эк вы выразились однако, прямо как служители муз, насчёт кости-то… Но не хватает у вас воображенья, хоть тресни. А я вам говорю, что это она самая и есть, прелестная Рыжекудрая И…
И захлебнулся вином, щедро выплеснутым в лицо.
— Заткни свою лживую пасть, ублюдок, — отчётливо сказал де Келюс. — И имей в виду — шпагу об тебя марать не стану, ты не дворянин. Просто пристрелю.
— А я добью, — хладнокровно сказал Филипп. — Вы вообще соображаете, что мелете? Возвести клевету на принцессу из дома Баязидов! Да узнай об этом в королевском суде — вас сварят в кипятке, господин рифмоплёт, за оскорбление особы королевской крови. Впрочем, если вы тотчас не возьмёте свои слова назад — до суда не дойдёт. Вы до него не доживёте.
Поэт икнул и сполз под стол. Похоже, только теперь осознав, что слово — не воробей, особенно брякнутое не вовремя.
— Я жду, — ровно добавил де Камилле.
Граф де Келюс кровожадно хмыкнул. Поискал взглядом своего лакея.
— Батист! Пистолеты, живо! Они в карете!
— Не надо! — взвизгнули из-за стола. — Богом клянусь господа, не хотел… — Похоже, вместо того, чтобы вылезти, жертва собственного скудоумия забивалась всё глубже — сидящие за столом хохотали, чертыхались и отодвигали ноги. — Не хотел задеть ваши светлые чувства, ваши сиятельства, простите великодушно!