Он целует ее и осторожно, словно боясь вспугнуть, опускается на ее теплое тело, и девушка тотчас вспыхивает страстью, с готовностью отвечая на его поцелуй, обнимает его плечи и раскрывает перед ним ноги, захлебываясь от нахлынувшего на нее смущения и сладостного предвкушения.
Он берет ее осторожно, нежно, неторопливо, придерживая ее бедро за чувствительную мягкость, проникая в ее, тугое, узкое лоно медленно, и девушка, на миг замерев, затаив дыхание, совершенно откровенно и блаженно выдыхает, когда его член полностью водит в ее тело. Чуть двигает бедрами, устраиваясь удобнее, и вскрикивает, когда со следующим толчком его член проникает очень глубоко, причиняя ей удовольствие на грани боли, волнующее, первобытное.
— Моя, — упрямо повторяет Аргент, целуя ее влажные губы, разгоревшиеся от его ласк и возбуждения. — Моя… пахнешь мной.
Его руки жадно тискают, сминают мягкие нежные ягодицы Уны, растягивают их, делая девушку еще более открытой и доступной, и от сильных резких толчков его члена в ее мокром, жаждущем лоне Уна вздрагивает и тихо постанывает, прислушиваясь к разгорающемуся в ее животе наслаждению. Она уже знает, как любит Аргент. Его любовь похожа на его жизнь; сначала это нежные и тонкие прикосновения, вкрадчивые, острожные ласки, трепетные поцелуи влюбленного, расцветающие на коже блаженным теплом. Движения его неторопливы и осторожны, он мягко и гибко двигается, словно ласкает тело девушки прикосновениями своего тела, наслаждаясь атласной нежность ее гладкой кожи. От этих чувственных ласк разгорается дикая жажда и Уна нетерпеливо постанывает, шире раскрывает ноги, чтобы принять его полнее, чтобы он наполнил ее собой до пресыщения, до сбивчивого горячего дыхания, до жалобных умоляющих стонов, от которых кипит кровь и кружится голова.
И тогда, вслушиваясь в ее дрожащий голос, в ее беспомощные всхлипы, он начинал двигаться сильнее, быстрее, жестче, крепко удерживая Уну на месте, вколачиваясь в ее хрупко юное тело все сильнее и сильнее. От его бешеного напора, от яростной страсти, от его грубой силы Уна возбуждается еще сбольше, течет, кричит, извиваясь, чувствуя только это — толчки в своем теле, — обмирает с каждым из них, сбиваясь с дыхания и захлебываясь им.
Не в силах противиться, растерзанная и распятая, она выгибается дугой, дрожит так, словно испытывает страшнейшую муку, и ее наслаждение вспыхивает яркой белой звездой в ее разуме, ослепляя и оглушая.
Ее голос становится грубым, хриплым, стоны вырываются из горла животным рычанием, и Аргент прижимается к ней плотно, крепко, ловя, прислушиваясь к каждому, самому мелкому спазму, двигаясь с нею, как единое целое, сильно и мягко, переплетя руки, ловя губами ее горячее дыхание, каждый ее стон и крик.