— Оссори, не спите? Это срочно. — Стук в дверь походил на обстрел камнями.
Странное дело, но Берни мысленно поблагодарил визитёра за чувство опасности, от которого привычно защипало вдоль позвоночника, за всплеск волос на затылке, за напряжение, стрельнувшее в паху. Альда вся сжалась, схватилась за жалкий сугроб сорочки у бёдер. Берни перехватил её руку повыше запястья и поцеловал, пытаясь следовать морозному узору вен на белой коже. Вздох, Альда расслабилась, кивнула, как только он на секунду прижал палец к своим губам. Да, мы снова играем и снова в мою игру.
— Ммм? Слушаю, Раппольтейн. — Подмигнув ей, Берни стянул рубашку. Комната протопилась похуже, чем в Сегне, но этой ночью такого мерзляка, как он, согреет Альда.
— Вы можете выйти?
— Кхм. — Берни высвободился из штанов. Обняв себя за талию, Альда внимательно следила за каждым его движением. Так же во времена безголовиков она не упускала ни мгновения в подготовке к их играм. — Это было бы неудобно.
— Тогда могу я зайти?
— Ещё неудобней! — Берни не очень-то заботила сохранность пуговиц на брэ, кажется, одна даже оторвалась. — Что там у вас?
— Из Меккенхюгля вернулся наш нарочный, — посыпался камень за камнем. — Бургомистр велел указать, сколько солдат мы снимаем с гарнизона, отдельно приготовить прошение на фураж и…
— Это ждёт до утра? — Берни взял жену за талию, не давая опомниться, передумать, опустил на подушки, сам замер над ней, сбоку. В самом деле хрупкая, беззащитная, она не стискивала ног, не закрывалась, не пряталась. Она доверяла.
— Это важно, — укорил каменюка.
— Мы берём всех и всё. — Альда часто дышала, приоткрывая губы, не сводя с него блестевших глаз. Её рука неуверенно, робко погладила шрам у него под грудью, вторая погладила дорожку волос на животе.
— Оссо… Граф Оссори, это…
— Раппольтейн! — Берни охрип. С живота ручка Альды спустилась к его паху, изнывающему от напряжения, желания. В прошлом самый головастый безголовик, Альда, похоже, имела свои мысли о том, как вести такую игру. — То, чем я занимаюсь сейчас, ещё важнее!
— Оссори…
Берни поцеловал жену в губы, остро-сладкие от ежевичницы, мягкие и неумелые. После чего вылез из постели и протопал по дощатому полу к двери. От холода по разгорячённому телу побежали мурашки, но Берни хватило стойкости не ёжится. Он приоткрыл тугую дверь и демонстративно скрестил на груди руки.
— Так ваше «срочно» подождёт до утра?
Для каменюки Грегеш Раппольтейн проявил небывалую подвижность, когда смерил главнокомандующего взглядом, едва заметно кивнул и канул в темноту лестницы.