Он затряс рукой, время от времени дуя на нее.
Я, ничего не понимая, воззрилась на него.
— Ну что стоишь, как истукан?! Поднимай свое барахло и встречай гостя! — прошипел он, не переставая дуть на руку.
Я подняла куртку с пола и молча повесила на вешалку, покосившись на портрет.
— Удивляюсь вам, Марта Вильгельмовна… — вернулся опять к высокому стилю непрошеный гость по пути в гостиную.
Меня вдруг впервые покоробило это обращение.
— Называйте меня просто Марта.
— Вас это раздражает?
Я не знала, что ему ответить.
— Сделайте исключение ради меня. Позвольте вас так называть.
Ладно, черт с ним, пусть называет, как хочет. Сейчас он выскажется и пускай катится ко всем…
Я не успела закончить мысль; к горлу вдруг подкатил ком, и я чуть не выплеснула последнее слово вместе с блевотиной, хлынувшей из меня потоком.
— Ай-ай-ай! А я ведь предупреждал: следите за своими мыслями!
С этими словами Корсаков степенно прошел в гостиную. Пока я возилась с ведром и тряпкой, вытирая рвоту, он произвел там необходимые манипуляции, и когда я появилась на пороге, сразу увидела портрет отца.
Он висел на своем законном месте. НА НЕМ НЕ БЫЛО НИ ЦАРАПИНЫ.
Я невольно обратила внимание на часы — они показывали без десяти девять.
Чего он приперся на ночь глядя?..
— Не угостите ли чаем? — вопросил адвокат, извлекая из вновь неизвестно откуда появившегося портфеля печенье и пирожные.
— Я ужинаю на кухне.
Я думала, что он опять попросит сделать исключение, однако он лишь пробурчал, дескать, это дурной тон, и прошел на кухню. Я накрыла на стол, и мы уселись.
— Как поживаете? — задал он дежурный вопрос, закинув ногу на ногу.
— Нельзя ли ближе к делу? — попросила я.
— А куда это вы собирались в столь поздний час, милейшая фройлейн? — вдруг спросил он, прищурившись.
Глядя ему прямо в глаза, я твердо заявила:
— Я собиралась уехать отсюда домой. Навсегда. Я и сейчас собираюсь это сделать. А вы меня задерживаете.
— Как дерзко вы разговариваете!.. Однако, смею спросить: что же побудило вас к столь необдуманному поступку?
— Я обдумала свой поступок.
— Да?
— Мне… неуютно здесь, — с легкой запинкой пояснила я.
— Вы хотите сказать, — произнес Корсаков размеренно, — что здесь, в двухэтажной квартире с двумя ванными комнатами, спальней в итальянском стиле и гостиной с нефритовым камином — вам НЕУЮТНО. Я не ослышался?
Я почувствовала себя глупо.
— Понимаете…
— А где ж вам тогда уютно, будьте любезны поведать. Уж не в тесной ли халупе на улице Некрасова?!
Мне было как-то неловко сознаться, что именно в ней.
Павел Иванович выпрямился на стуле.