Хотя в последний раз я видела его всего пару часов назад, мне показалось, что в нем опять что-то изменилось.
Он стал еще красивее — как-то живее, что ли.
Краски стали еще более сочными; зелень душистого луга зачаровывала своей летней свежестью, река переливалась под бликами солнца и, казалось, прислушайся — и услышишь ее бурление, на старом мосту вычертилась каждая трещинка, а лес сплотился в стену и стал еще гуще и чернее.
А отец…
Отец, казалось, тоже налился какой-то силой — его худощавая фигура стала крепче, лицо покрыл здоровый румянец, и даже сапоги блестели ярче, и камзол сиял ослепительной белизной.
Но самое главное, чего я никак не хотела замечать –
ОН СТОЯЛ УЖЕ НА СЕРЕДИНЕ МОСТА.
Не вплотную к лесу, не чуть-чуть в стороне от него — а на самой середине моста. Между его фигурой и лесом появилось значительное расстояние.
И я стояла перед ним, веря и не веря в то, что вижу собственными глазами.
И в то время как я поглощала взглядом крепкую и статную его фигуру, сама я чувствовала себя почти бестелесной.
Меня не слушались ни руки, ни ноги.
Ни глаза — я не хотела смотреть, а они смотрели, словно впитывали образ отца и вбирали его в себя.
И он смотрел на меня.
Его глаза больно проникали в меня двумя пронзительными лучами.
Устала?
Губы его не шевельнулись, но я услышала этот вопрос.
Ты вся насквозь промокла. Ты не должна болеть. Ты нужна мне здоровой.
Прямо с картины на меня подул слабый ветерок. В нем, как и прежде, чувствовался запах трав с луга.
От этого дуновения меня резко шатнуло в сторону.
Марта, мне не понравился этот молодой человек.
Ветер, дувший с портрета, усилился. Меня потащило в сторону кресел.
Но взгляд оторвать не хватало сил.
Перебирая босыми ногами по паркету, я вернулась назад и встала перед отцом, как солдат перед генералом.
Не позволяй ему прикасаться ко мне.
Теперь иди.
Сила, держащая меня, отпустила.
Не помню, как я очутилась в верхней спальне. Словно во сне, надела халат, взяла зажигалку и вышла на балкон.
Вид с балкона потряс беспросветной чернотой. Раньше была какая-то зыбкая серая мгла, а теперь стояла просто непроходимая черная стена. Я попыталась вытянуть руку, но она уперлась в вязкую густую субстанцию. Это был воздух, но он был сжат до невероятной степени — дальше, кажется, уже невозможно, он взорвет сам себя.
Все еще пребывая в том спокойствии, в котором находится приговоренный к смерти, я вытащила сигарету.
Я не понимала НИЧЕГО.
Где я, что здесь творится, чем это может закончиться, и что мне делать дальше.
Я, наконец, поняла только одно — все происходит наяву.