— Вот, — протянула я снадобье. А потом, получив из необычно уверенных рук плату, проводила дедушку за дверь.
— Ах, чуть было не забыл, — уже стоя одной ногой по ту сторону, старик вдруг засунул руку под плащ и вытянул какой-то листочек, свернутый в трубку и перевязанный поверху черной веревочкой, протянул его мне: — Это нужно передать твоему мужу, обязательно, слышишь? — прохрипел он.
— Хорошо, — и я без всяких задних мыслей взяла послание.
Возвратившись обратно, я ощутила странную усталость. "Наверное, это от того, что я беременна", — подумала я.
Сбросив косынку и фартук, быстро переоделась в дорожное платье, засунула в карман письмо старика. Наконец, заперев дверь и наложив на нее специальное заклятие, я уселась на кобылу и умчалась сквозь горную тропу, а потом через лес, домой.
Начинало светать.
* * *
Утром, как только служанка сообщила мне, что барон Экберт проснулся, я тут же попросила позвать его ко мне. И когда муж вошел, сияющий и довольный, я сразу же огорошила его приятной новостью.
— Я беременна, — также сияя от счастья, хоть и утомленная до невозможно, сказала я. — У нас будет ребенок.
— Восхитительно. Чудесно, — воскликнул барон. — Я счастлив. Просите у меня все, что хотите, но только не переступая черту…
— Да у меня и так все есть, — в тон ему воскликнула я. — Вот если бы вы смогли освободить меня от обязанностей быть ведьмой…
— Нет, это даже не в моих силах, — помрачнел барон, но тут же чело его снова осветилось улыбкой: — Впрочем, теперь вы можете не ездить туда год и даже больше.
— Из-за беременности? — вздохнула я, вспомнив ночной полет и рык зловещего существа.
— Да, дорогая Милена, — подойдя ко мне, барон Экберт нежно взял меня за талию и притянул к себе. — Существует закон, по которому молодые ведьмы, только что принявшие дар, в случае беременности освобождаются от ведьмовских обязанностей до того самого момента, когда ребенок не начнет ходить. А также им запрещается летать на шабаш…
— Об этом я уже знаю… Ах, вот еще, — бросившись к прикроватной тумбочке, я извлекла оттуда свиток и преподнесла его барону, — это передали вам, сегодня ночью.
Взяв в руки послание, мой муж неожиданно вздрогнул, потом побледнел, взор его запылал, но бумагу он не бросил, и не развернул тоже.
— Что это? — косясь на письмо, спросила я. — Что-нибудь плохое?
— Будем надеяться, что и в этот раз я смогу одолеть злые чары. Вот только… у меня нет теперь моего перстня с обсидианом, а это плохо, очень плохо, — буркнул барон Экберт. — Что ж, такова судьба, от нее не убежишь…
Поняв, что принесла в дом что-то нехорошее, я ощутила укол вины. Но ведь откуда мне было знать, что этого нельзя было делать. Или все же — я ни в чем не виновата?