— Вы правы, — чтобы не видеть моих слез, которые, очевидно, не оставляли его, как и любого мужчину, равнодушным, эрцгерцог поднялся, отвернулся к окну и заложил руки за спину. Погода резко изменилась. Еще несколько минут назад все было спокойно, а сейчас она бесновалась, швыряя в окно острый град. Он тревожно барабанил по стеклу, выбивая нервный ритм, такой же, как у моего сердца.
— Тогда решено. Очевидно, что роль служанки не по мне, а значит, я должна покинуть Ренар Холл. И вам не придется врать королю.
— Вы снова правы.
От хлестких жестоких слов горло стянуло ледяной проволокой, которая, казалось, душила, вырывая из меня слова. Глаза щипало от обиды, сердце сбивалось с ритма, но я отчаянно, из последних сил пыталась сдерживать бушующие внутри эмоции. Лишь блестящие от слез глаза и дрожь в голосе выдавали мое волнение. Отчего он не проявит хотя бы каплю такта и жалости, положенных в обществе?
— В таком случае, прошу выдать мне расчет, и… я немедля и навсегда покину ваш замок, — развернулась и решительным шагом направилась к выходу, хотя хотелось бежать.
— Нет, — все также спокойно и не поворачиваясь, обозначил свою позицию хозяин. Хозяин моего сердца…
— Простите? — я повернулась и гневным взглядом сверлила широкую спину мага. — Ваше высочество. Растаптывая мою душу, разрывая мое сердце на части имейте совесть хотя бы смотреть при этом в мои глаза. Я дворянка и вы не можете распоряжаться моей свободой.
— Не могу, — согласился он и повернулся. — Но неужели вы оставите меня?
И зачем я только попросила его повернуться? Чтобы снова утонуть в омуте ледяных глаз, полных боли и отчаяния? Чтобы понять, что я могу убежать хоть на край земли, но мысли будут вновь и вновь возвращаться сюда, в Ренар Холл, к холодному, надменному человеку, пленившему мое сердце? Неужели я способна оставить его, так отчаянно нуждающегося в человеческом тепле, которое никто, кроме меня, ему дать не в силах? И не потому, что я особенная, а потому, что мне нужны не его деньги, а он сам…
— Вы сможете оставить меня?
Я стиснула зубы и на этот раз отвернулась сама. За спиной раздался едва слышный смешок.
— Это тяжело, не правда ли? Смотреть, как причиняешь боль…
— Конечно я… — повернулась, исполненная решимости соврать, но господин Ренар вдруг оказался неожиданно близко. Настолько, что я чувствовала всем телом непривычный жар, исходящий от этого ледяного человека.
— Ваше высочество, — едва слышно прошептала я, забыв, что хотела сказать.
— Эдвард. Вы называли меня Эдвард.
— Ваше высочество, — уже решительно и гордо вскинув подбородок.