Достать Йолу мне удалось за пятнадцать минут.
На пятидесятом моем блеянии:
— Ну с ним же все будет в порядке, правда? — мне накапали какого-то местного успокоительного и велели заткнуться.
И я заткнулась. Села за стол, опустила тяжелую голову на скрещенные руки и несколько минут просто смотрела на то, как Йола хлопочет над вожаком.
О том, что где-то совсем рядом идет битва, я уже благополучно забыла. В голове было тесно, и для лишних переживаний просто места не хватало.
Последней связной мыслью было удивленное осознание, что «успокоительное у Йолы интересное», а потом я вырубилась.
И в себя пришла лишь раз, почувствовав, как меня куда-то тащат. С трудом разлепив левый глаз, я возмущенно завозилась.
Тащил Свер, все еще бледный и выглядевший совсем нездорово. В смысле, больным и обессиленным он был.
— Ты зачем в таком состоянии тяжести таскаешь? — вяло негодовала я, силясь разлепить и правый глаз.
— А зачем ты уснула за столом? — проворчал он, строго велев: — Не дергайся.
Я подчинилась, но не потому, что он потребовал, просто почувствовала, как вываливаюсь из рук, не вернувших еще былую силу, и затихла, не желая шлепнуться на пол.
Кровать Свера была мне уже неплохо знакома, и устроилась я на ней со всеми удобствами.
— Свитер, — сказал Свер и я осталась без свитера, в одной мягкой рубахе. Сразу стало намного удобнее, теплее и суше.
— Будешь теперь моей любимой мягкой игрушкой, — решила я, когда он лег рядом, — тееепленькой.
Свер вздохнул, и в комнате наступила тишина, но ненадолго. С закрытыми глазами, наощупь пытаясь определить где заканчивается повязка, которой основательно обмотали нашего неубиваемого вожака, я ощутила страшную необходимость сделать ему комплимент.
И сделала. Лучший, из тех, что могла только придумать.
— Я должна тебе сказать, — аромат лекарственных мазей напрочь перебил волчий запах, но я его все равно помнила и искренне призналась, — ты лучше собаки.
— Рад слышать, — сдержанно сказал он, хотя я по голосу поняла, что он врет, но милостиво решила простить ему его черствость.
Лениво очень было.
После того, что с нами сегодня случилось, мне полагался дооолгий отдых.
Обойдешься, — решил Рашис, обломав мне дооолгий отдых.
Нагрянул он через три дня после нашего героического подрыва прохода и не менее героической защиты стены оборотнями.
Свер успел немного прийти в себя, залечить некоторые раны (не самые глубокие) и постепенно избавлялся от жуткого трупного оттенка кожи. И это было хорошо, потому что в тот день, когда я, едва живая от нервного перенапряжения, проснулась у него под боком и увидела синюю рожу с отчетливо проступившими венами по всему телу, то чуть не заорала. И заорала бы, не перехвати у меня дыхание от увиденного.