Дверь больше не была заперта, а одержимый, не оборачиваясь, покинул нас.
— Что ж за день-то сегодня такой? — простонала я.
Как человеку, которому больше всех надо, мне казалось, необходимо пойти и приглядеть за ним, чтобы этот несчастный ничего не натворил и не успел покалечиться, как-то дождаться пока Свер не разберется с лесной напастью и не вернет парня в сознание.
— Присмотри за ней, — велела я, жавшейся к стене брюнетке, вяло удивившись властным ноткам, проскользнувшим в не дрожащем голосе, и поспешила за одержимым, почти не обратив внимания на тихие ругательства из-под свалившейся полки.
Туман укрывал от взгляда дома, скрадывал звуки и разжигал внутри беспокойное чувство беспомощности. Я боялась потерять из виду свою цель, но мне повезло, или, быть может, повезло ему: выбравшись на улицу, я успела заметить темный силуэт раньше, чем он окончательно потерялся в молочной белизне.
Было страшно, было одиноко и впервые за все время моего пребывания здесь я хотела оказаться рядом со Свером или хотя бы Берном.
И парень планировал в ближайшее же время организовать мне с ними встречу – шли мы в сторону южной стены.
А там, не оберегая мои истрепанные нервы, творилось нечто странное.
Ворота были заперты, вырезанные на них символы тускло горели красным. Тем самым, жарким, страшным цветом, каким в Стеречень светились глаза Волчицы.
Я замешкалась, на мгновение увязнув в воспоминаниях: жалобное мычание бычка, сосредоточенное, страшное лицо Свера, мерные глухие удары и черная при свете костров кровь, брызнувшая на голодный камень…
Тогда я не особо задумывалась об этом, но сейчас, в липком тумане, глядя на открываемые ворота, мне почему-то подумалось, что кровь-то тогда очень быстро перестала блестеть, словно засохла и впиталась в камень.
Парень поднатужился, ворота с тихим стоном поддались и открылись шире, как бы намекая, что не лучшее время я выбрала для воспоминаний.
Я вскользь, будто случайно, заметила в его руке топор. Обычный, ничем не примечательный топор, которым рубят дрова.
Где он его взял? Когда? Зачем? Я не знала, но была уверена, что ничего хорошего он этим топором не сделает.
Ворота, словно сопротивляясь, неохотно уступали каждый сантиметр, но открывшись на полметра, в них словно что-то сломалось, сухо хрустнуло и створки сами, после одного слабого толчка, разошлись в стороны. Приветливо распахнулись, открыв моим глазам жуткую картину.
Туман этот был неправильным, теперь в том не было сомнения.
На поляне, что отделала деревню от леса по восточной стороне, происходило самое настоящее побоище, а в деревне, там, где стояла я, не было слышно ни шороха.