Скакун пал через двадцать метров, но отлежаться ему не позволили. Цент пинками поднял страдальца на ноги, и погнал того перед собой, непрерывно изрыгая чудовищные угрозы, от которых у Владика в жилах стыла кровь.
– Шевелись! – рычал за его спиной Цент. – Вот спасем Машку, тогда и отдохнем. Отоспимся. Отъедимся. Я тушенкой да сухарями, ты лучком да колодезной водицей.
Одинокого всадника далеко впереди они заметили по чистой случайности – Цент оторвал взгляд от следов похитителей, и посмотрел в сторону горизонта. Там-то он и увидел одинокую фигуру. Ему показалось, что всадник движется в их сторону, хотя на такой дистанции это трудно было определить наверняка. И все же, дабы не рисковать, он схватил предсмертного Владика за шкирку и затащил его в густые заросли кустарника. Там-то они и затаились, выжидая.
Цент не сомневался, что всадник является одним из похитителей Машки. Но вот что вынудило его вернуться обратно по собственным же следам? Злодеи подозревали, что за ними будет погоня? Тогда почему послали только одного, а не явились всем составом?
По большому счету это не имело принципиального значения. Всадник один, и это хорошо. Значит, одним злодеем будет меньше.
Цент снял с плеча дробовик, и приготовился к бою. Рядом с ним на земле лежал Владик, и имел такой вид, что к нему хотелось вызвать священника для осуществления финальной исповеди. Рассчитывать на программиста в грядущем бою не стоило, но к этому Цент уже привык. В конце концов, разве не рассчитывал он всегда только на себя?
А Мишка Гуд продолжал двигаться навстречу своей гибели. Пообещав Машке курочку на ужин, он был тверд в решимости исполнить данную красавице клятву.
Незадолго до того, как остановиться на ночлег, они миновали дорогу, явно ведущую в какую-то деревушку. И именно там Мишка Гуд планировал найти и подстрелить для Машки самую большую и жирную курицу. Наличие в деревне мертвецов Мишку не пугало. Пока он верхом, чудовищам за ним не угнаться, а бросаться в самую гущу зомби он и не собирается. Выследит курочку, бесшумно подстрелит ее из своего лука, заберет добычу и вернется в лагерь.
Он представлял себе, как обрадуется Машка, получив на ужин свежее мясо, и как, в порыве благодарности, дарует ему поцелуй, или, может быть, не только поцелуй. В своих эротических грезах он зашел довольно далеко, нафантазировав себе такого, что трение мужского начала о седло едва не довело его до оргазма. Весь охваченный сексуальными грезами, он совсем утратил бдительность, и, конечно же, не увидел, как из зарослей кустарника, мимо которых он проезжал, высунулось черное дуло ружья.