— Это у вас принято так, цветы ощипывать и по кровати разбрасывать? — спросила я несмело, не очень уверенная, что мне нравятся такие традиции.
— Нет. — покачал головой Кощей, не испытывавший радости от увиденного. — но так Аспид в свое время развлекался, пока в его жизни не появилась Любава.
— И что она сделала? — спросила я, согласная следовать примеру другой, уже сталкивавшейся с подобным девицы.
— Пообещала все лепестки засунуть ему в…гм, — Кощей усмехнулся. — Не думаю, что тебе стоит знать подробности.
Я не спорила, у меня сейчас были свои проблемы — следовать чужому примеру возможности не было. Оставалось только одно, следовать нянюшкиным советам:
— Ну что ж, присядьте, разую я вас, — предложила храбро. На этом познания мои заканчивались и я просто повторяла мысленно, что драться и плакать нельзя, как бы неожиданно не развернулись события дальше.
Кощей же собирался осложнять мне жизнь прямо с порога.
— Я и сам могу разуться, — опешил он.
И я окончательно растерялась:
— А мне тогда что делать?
— Спать ложись, — вздохнул Кощей, — от тебя одни глаза остались.
— Это вы сейчас так тактично намекнули, что на меня сейчас никто не позарился бы? — на всякий случай уточнила я. День был сложным, тут уж не поспоришь. Да даже после неказистой свадьбы своей я не чувствовала себя такой раздавленной, как после сегодняшнего сватанья.
— Я пытаюсь проявлять заботу, — проворчал он и, не раздеваясь, как был повалился на кровать, прямо на лепестки.
Не меня одну, кажется, сегодня раздавило…
— Это все очень хорошо, но под одеялом вам будет удобнее, — заметила я, не решаясь подойти ближе.
Кощей что-то промычал, но даже не пошевелился. На следующие мои вопросы, просьбы и предложения он и вовсе никак не реагировал — спал.
Ну, а я…я все ж таки выполнила наказ нянюшек и сапоги с мужа сняла.
Пока вытягивала из-под него одеяло и кое-как стаскивала зипун, чтобы хоть чуть удобнее Кощею было, утомилась так, что решила считать все свои перед ним обязательства завершенными.
И с чувством выполненного долга стянула с себя сарафан да так в нижней рубахе и прилегла рядом, напоминая себе, что это не труп бездыханный на соседней подушке лежит, а всего-то родной муж — вполне живой, но пока не научившийся жить. Еще не вспомнивший как это.
По ночам, все ж таки, он больше на мертвяка походил со своей тягой дышать через раз, если бы теплым ни был, я бы точно всполошилась. А так лишь просыпалась с чего-то пару раз за ночь, чтобы за руку его потрогать и убедиться, что пусть и не дышит толком, но живой. И проклятия на самом деле нет. Совсем.