Нам уже разлили по тарелкам свежее овощное варево, поставили большой кувшин с брагой и разрезали на части каравай ржаного хлеба, когда я вдруг заметил, что Маура каким-то застывшим странным взглядом смотрит в деревянную стену напротив.
Но не успел я спросить, что с ним, как он резко вскочил с места, опрокинув стул, и выбросил вперед руку, целясь ладонью прямо в пустую стену. Испугавшись, младший из хозяйских детей громко заплакал.
- Что случилось? – недоуменно воскликнула женщина, одновременно обнимая своего сына.
- Ты что, парень? – вслед за ней спросил ее муж, непонимающе проследив за взглядом стоявшего.
- На́т-и лей! – громко крикнул Маура. – Дой ха́сс-и, горд та! Менхи́р ла́ни! Ту́угт! [1]
Он побледнел и лицо его было искажено от страха, губы дрожали, и он по-прежнему напряженно целился рукой в невидимую угрозу.
- Небеса великие, да что это с ним? – не на шутку перепугалась хозяйка дома, хватая уже обоих сыновей и отодвигаясь с ними в сторону. – Ва́ти! – она подняла глаза на мужа, ожидая от него помощи.
Тот решительно поднялся из-за стола, приближаясь к моему хозяину. Я тоже встал, растерянно переводя взгляд с одного на другого, и не зная, что делать.
- Хозяин, все в порядке... – попытался я успокоить его. – Там ничего нет...
Вати положил тяжелую руку тому на плечо, с силой разворачивая к себе.
- Тхивл! Фе́нн-а! [2] – в ужасе вырвался Маура, одним прыжком очутившись у двери и выскакивая во двор.
Даже не извинившись перед ошеломленным семейством, я со всех ног кинулся догонять сбежавшего.
Я едва успел заметить его силуэт вдалеке у опушки, за секунду до того, как он скрылся среди деревьев. Побежав в том же направлении, я еще долго рыскал между колючих зарослей, царапаясь и спотыкаясь о сломанные ветки.
- Хозяин! Где вы?
Он не откликался; но наконец мне показалось, что я слышу звуки тяжелого быстрого дыхания где-то неподалеку, и я бросился туда.
За большим поваленным бревном я обнаружил его лежащим на земле. Он прижал колени к груди, обхватив их руками, и покачивался взад-вперед, что-то невнятно бормоча. Я подошел осторожно, чтобы не испугать его, и опустился рядом, дотрагиваясь до его плеча.
Маура резко повернулся ко мне, и я отпрянул от страха. Если у Калимака под влиянием дурманящих листьев расширенные зрачки делали глаза еще темнее, то у Маура зрачки отражали, и, казалось, приумножали едва пробивающийся из-за деревьев свет, сияя почти белым огнем.
Лицо его было покрыто мелкими капельками пота, испачкано в грязи и прилипших соринках. Он смотрел на меня, не узнавая, и дрожал.