Ни звука в ответ.
— Когда вы будете уезжать, вам будет всё равно.
— А ты сделай, чтобы не было всё равно! — во мне начинает зарождаться гнев. — Понимаешь же, что человека, который мне помог, я не смогу бросить здесь!
— С чего бы вдруг? Попользуетесь и бросите. Как все.
Молчу и стискиваю зубы.
— Многие хозяева начинают с этого, — поясняет он, — говорят, что если будешь хорошо служить… Я бы посмеялся, только мне уже давно не смешно.
Откладываю чёртов сканер и тру переносицу.
— С тобой будет тяжело, — констатирую я.
— Да, — соглашается Ксавьер, — через месяц надумаете продать.
Мрачнеет.
— Если правда в вас есть что-то человеческое — продайте на арену.
Слов не нахожу. Что ещё могу сказать. Я вообще никуда никого не хочу продавать.
— Ладно, — устало сдаюсь я наконец, — пойду спать. Ты тоже спи. Утром поговорим.
Честно говоря, у меня нет особой веры в то, что утренний разговор принесёт больше плодов. Но когда снова поднимаюсь наверх, мне наконец-то удаётся уснуть.
Ксавьер
Кошмары мучают остаток ночи. Просыпаюсь засветло и в очередной раз уснуть уже не могу. Решаю не дожидаться приказа — опускаю ноги на пол. Наверняка после вчерашнего всё тело будет ныть.
С удивлением понимаю, что нет. Ничего не болит. Повожу плечами, встаю…
— Доброе утро, — зевая, господин сползает по лестнице, протирает глаза. Лохматый спросонья и почти смешной. Трудно поверить, что это существо может держать в руках кнут… Но обманываться не стоит. — Тебе яичницу или тосты?
— Что прикажете, — говорю спокойно.
Поднимает бровь.
— Приказываю отвечать на мои вопросы и не делать мозг.
Молчу. Дело в том, что любой ответ может оказаться неправильным, и мне не хочется играть в эту игру. Если им хочется причинить боль — они начинают искать повод. Но если всё равно сделают по-своему, то зачем им помогать?
— Короче, тосты, — заключает он, — собери постель. Я сейчас приду.
Разбираюсь с постелью. Складываю одеяло, подушку, простыню. Раньше, чем успеваю закончить, господин появляется в дверях. С тостами в руках. Наверное, сейчас будет беситься, что я не успел…
Марк
Какое-то время любуюсь. Приятно представлять, что этот человек, этот мужчина, Ксавьер… Что он у меня дома потому, что сам захотел. Что он захотел меня. И после долгой ночи складывает постель, а я приношу ему завтрак…
Мышцы переливаются при каждом движении под кожей сильных рук. Слегка обгоревшей. Думаю, что надо дать ему крем… или намазать самому.
— Простите, господин, — зачем-то опускается на колени, едва повернувшись ко мне. Всё наваждение как рукой сняло.