Маша непроизвольно прижала сумку к груди и медленно двинулась вдоль матово поблёскивающей стены, мимо закрытых дверей, каждая из которых таила неведомую опасность. Здесь она чувствовала себя ещё более одинокой, чем на той пустынной свалке, когда думала, что, может статься, в этом мире нет ни единого живого существа, кроме неё.
Надо взять себя в руки. Продержаться здесь несколько дней она явно не сумеет, значит, можно расслабиться и… открыть первую попавшуюся дверь, — вдруг получится? А не получится, — так вон их сколько. Надо идти…
Маша ускорила шаг, проходя мимо тронула одну дверь, другую — не поддаются… Впереди коридор делал крутой поворот, и Маша устремилась к нему, решив пока не трогать двери, а заглянуть за угол, — и не прогадала.
Перед ней открылось средних размеров помещение, похожее на холл в какой-нибудь недешёвой клинике, где пациенты ждут приёма или записи, или… чего они там обычно ждут.
Особого опыта в таких делах у Маши не было — только нечастые посещения районной поликлиники в детстве и ранней юности, оставившие по себе весьма тягостные воспоминания, так что в дальнейшем Маша предпочитала самолечение всем прочим видам медицинского обслуживания. К счастью, в её фирмочке можно было обойтись и без больничного.
В первый момент Маше показалось, что холл пуст. Она обежала взглядом удобные диванчики и многочисленные кресла, перемежавшиеся низкими столиками и неизвестными раскидистыми растениями в кадках. Всё было тихо, неподвижно.
Но вдруг из дальнего угла раздался жалобный всхлип, там, за широкими перистыми ветками что-то шевельнулось, зашуршало чуть слышно, закопошилось, снова всхлипнуло…
Маша не задумываясь ринулась к источнику звуков, в них так явственно слышалась беспомощность, что ни малейшего страха не было. Но когда Маша увидела девушку, съёжившуюся в кресле, то всё-таки испугалась… Не за себя — за неё…
Это было совсем еще юное создание, заплаканное, бледное, худенькое, но с огромным животом, чьи размеры настолько резко контрастировали с тоненькими ручками и ножками, что действительно становилось страшно.
Беременные всегда вызывали у Маши умиление. Если они плохо себя чувствовали или выглядели неухоженными и несчастными, — сострадание. Если курили, пили или вели себя недостойно, — сожаление, главным образом, о судьбе будущего ребёнка. Но никогда прежде, ни разу, Маша даже приблизительно не испытывала того, что испытала сейчас.
Этот неестественно огромный живот вдруг показался ей мерзким паразитом, вытягивающим жизненные соки из несчастного хрупкого создания. Как же она рожать-то будет? — с ужасом подумала Маша, осторожно, чтобы не испугать, приближаясь к незнакомке.