Маша вздохнула. Охотник. Грызуна немного жаль, но ничего не поделать. Она тоже мясо ест. Ела… Только она — старое, а Куся — свежее и самопойманное. Значит, он охотник, а она, выходит, падальщик…
Минут пять Маша с каким-то, почти материнским, удовольствием слушала тихое жевание и хруст. Похоже от неведомого грызуна не должно было остаться ни ножек, ни рожек — вообще ничего. Но очень скоро всё стихло, и Куся придвинулся поближе. Маша разочарованно вздохнула.
— Он уже кончился? — спросила она шёпотом.
— Да, — Куся тоже вздохнул, но его вздох был удовлетворённым, сытым. — Это же грызун, а не травоед.
— Совсем маленький, наверное, — продолжала беспокоиться Маша.
— Почему маленький? — благодушно удивился Куся. — Взрослый. Старый даже. Молодого ещё поди поймай. Они шустрые такие… Нет, я и молодых умею, — вдруг взволновался он, что его новая знакомая плохо подумает о его охотничьих навыках.
— Но сейчас не до этого. Да и ни к чему мне молодые. Мы их для детей и больных ловим, а нам, — важно вещал бывалый и взрослый охотник, — и старые хороши. Молодых надо на развод оставлять, особенно — самок.
— Да я про размер, — пояснила Маша.
— Хороший размер, — одобрил Куся, облизываясь.
— Может, тебе жевалку дать? У меня есть, — гнула своё Маша.
— Да успокойся ты, — глухо отозвался кото-мышь из-под собственного крыла. Судя по его движениям и звукам — на грани слышимости, но всё же уловимым, так как он был близко-близко — касался тёплым боком Машиного бедра, — Куся занялся туалетом.
Вот такой же уютный шорох Маша иногда слышала, когда вылизывался дедушкин Тишка.
— Наелся я, — он замер на секунду и честно признался:
— Объелся даже. Но не оставлять же было. Или… — его мерцающие зеленью глаза испытующе уставились на Машу, — тебе оставить надо было?
— Нет-нет, я такое не ем! — с испугом отказалась она.
— А говорила, что всеядная, — уличил Куся.
— Я сырое мясо не ем.
— Ну-у… сушить нам его негде и некогда. Это только в гнезде можно… — тон Куси понизился, стремительно наливаясь печалью.
— Мне и жевалок хватит, — поспешно прервала его Маша.
— Понравились? — тут же оживился кото-мышь.
— Очень! — честно ответила девушка, прибавив мысленно: с голодухи и за пирожные сойдут!
— Это хорошо… — Куся вернулся к прерванному занятию, вылизываясь с упоением, точь в точь, как сытый кот у печки.
Маша постаралась устроиться поудобнее, свернулась клубком, умостила тяжёлую голову на широкий, обтянутый мшистым бархатом корень, и совершенно неожиданно и незаметно для себя самой провалилась в сон.
Когда она снова открыла глаза, вокруг колыхался серый туман, еще не успевший налиться рассветной молочностью. Стволы, листья, кусты медленно выплывали из него, проступая размытыми очертаниями.